Когда поезд подкатил к Удельной, я пристроился к устремившейся на выход толпе дачников. Инга, судя по тому, что хвост тоже собрался выходить, вела себя по плану.
Поезд, зашипев, остановился, осел на монорельс. Толпа хлынула в открывшиеся двери. Я сунул руку в карман куртки и снял «етоича»с предохранителя.
Когда я вышел на платформу, Инга стояла возле дверей. Мы встретились глазами, я подмигнул. Глаза ее расширились, она меня узнала. И я наконец убедился, что в сложных условиях девочка очень хорошо владеет собой. Вряд ли кто-либо из окружающих понял, что встретились двое знакомых людей. Тип в сером остановился у соседнего вагона и, повернувшись лицом в сторону Инги, принялся делать вид, будто прикуривает, но ветер сдувает пламя. Когда Инга, выпустив пассажиров, вновь заскочила в тамбур, он продолжал щелкать зажигалкой.
Я прошел мимо, остановился у него за спиной, сунул руку в карман.
— Осторожно, закрываю двери! — объявил по трансляции машинист.
Филер тут же шагнул в тамбур. Замер у дверей, готовый выпрыгнуть на платформу, если Инга вновь покинет вагон.
Послышалось шипение сжатого воздуха, двери вот-вот должны были закрыться. Раздумывать было некогда, и я, не вынимая оружия из кармана, выстрелил.
Пуля попала филеру прямо в ухо — это я успел заметить. Створки дверей тут же сдвинулись, и, как он упал, видно уже не было.
Поезд приподнялся над монорельсом и укатил, а я вышел на проспект, дождался трамвая и поехал к Ланской.
Инга ждала меня возле лестницы. Наверху, на платформе, было тихо — видимо, через тамбур, в котором лежал убитый филер, никто не выходил. Тем лучше, обнаружат труп только на Финляндском вокзале.
— Привет, америкен бой! — Инга чмокнула меня в щеку. — С бородой ты еще сексуальнее!
— Привет, малышка!
— Ну как, был за мной хвост?
Вопрос был лишним, потому что при хвосте я бы не подошел, но ей хотелось услышать похвалу.
— Нет, ты молодец! Где сбросила?
— В одном пивняке на Садовой. У меня там знакомая барменша. У них есть второй выход, в проходной двор. Идешь будто бы в туалет, а потом шмыг в подсобку и поминай как звали! — Она взяла меня под руку. — Правда, мне показалось, что крутился рядом один тип. В серой куртке, невзрачный такой…
— Нет, он сошел на Удельной. Я его довел до метро… Все в порядке, можно отправляться к гипнотизеру. Давай адрес!
— Нет, за руль сяду я. А то ты возьмешь да и высадишь меня.
Пришлось подчиниться.
Мы сели в машину. Но тронулись не сразу — Инга лишила меня бороды и впилась в мои губы долгим радостным поцелуем. А оторвавшись, сказала:
— Прости, но иначе я поступить не могу… Давай покурим.
Мы выкурили по сигарете.
— Знал бы ты, Максима, — вздохнула она, — как мне не хочется туда ехать! Я бы с тобой совсем в другое место поехала, конь в малине!
— Куда же? — Я сделал вид, будто не понял.
— А где пара мягких подушек и нет никого.
Я погладил лежащие на баранке пальцы:
— Это от нас с тобой не уйдет, конь в малине!
Инга снова вздохнула и включила зажигание.
Глава 48
— Там есть консьерж, америкен бой.
— Что же ты раньше не сказала, конь в малине! — Я фыркнул. — Кто он? Молодой?
Машина стояла возле шестнадцатиэтажной башни из стекла и арлона — этакой избы на куриных ногах. Правда, в отличие от курицы, тут ног было не две, а четыре.
— Дяденька лет пятидесяти пяти. — Инга взяла с заднего сиденья сумочку и вытащила из нее шприц-тюбик. — Это снотворное. Выключает человека через секунду… Мне бы не хотелось, чтобы консьерж меня видел.
Я все понял. Забрал у нее шприц.
— Давай-ка проедемся, поищем магазинчик, где еще торгуют спиртным.
Мы нашли магазинчик «24 часа» за углом. Я выскочил, купил флакон коньяка.
Вернулись назад.
— Сиди в машине, девочка, пока не позову.
— Хорошо. Будь, пожалуйста, осторожен.
Я вернул на место бороду, выбрался наружу, скрутил пробку, прополоскал рот коньяком, выплюнул. Полфлакона вылил в кусты шиповника. Подошел к дверям, разобрался с домофоном, позвонил консьержу.
Тот открыл.
— Чего тебе, парень?
Я оценил его мгновенно: похоже, выпить дедок не дурак. Особенно на халяву…
— Слушай, отец! — Я дыхнул на него коньяком. — Тут у тебя телка одна обитает. Риткой зовут. Рыжая такая… Как бы ее на стрелку высвистать?
Дедок глянул на меня с подозрением:
— Чего-то ты путаешь, борода! Нет в моем доме ни одной Ритки. Я ведь всех знаю.
— Как нет! Она мне этот адрес назвала.
В глазах консьержа родилось сочувствие.
— Продинамила тебя, видно… Нет у нас таких. Тут живет народ все больше серьезный.
— Вот зараза! Сбежала! Весь вечер ее, суку драную, поил! Ну, только встреться мне, мокрощелка! — Я достал флакон, отвернул пробку. — Тьфу, бл…дь! Не могу с горла! У тебя, отец, стакана нет? Составь компашку.
Через полминуты мы были в его комнатенке. Еще через полминуты он опрокинул грамм сто из моего флакона, а еще через пять секунд я воткнул ему в предплечье шприц-тюбик.
— Ты, борода, это… — Он отрубился на полуслове.
Я аккуратно пристроил его на диванчик, чтобы дедок не разбил голову, вышел на улицу и свистнул Ингу.
Та долго себя ждать не заставила. Видно, решившись на что-либо, сразу становилась энергичной.
— Спит?
— Как сурок. Долго эта штука действует?
— До утра продрыхнет. И помнить ничего не будет.
Мы вошли в дом, заперли за собой дверь, сели в лифт. Инга нажала кнопку четырнадцатого этажа.
— Может, все-таки вернешься в машину? — сказал я, когда лифт полетел наверх.
— Не вернусь, конь в малине, отстань! Куда иголка, туда и нитка…
Лифт остановился, и мы вышли.
Прекрасно, на площадке всего две квартиры. На дверях, к которым направилась Инга, табличка «Д-р С. Кунявский».
Я встал чуть в сторонке, а Инга нажала кнопку звонка.
За дверью послышалась переливчатая трель, протопали чьи-то ноги, щелкнул замок.
Гипнотизер оказался чуть старше меня, лет тридцати трех — тридцати пяти, брюнет с явно намечающейся лысиной, рост — около метра семидесяти. Узкие плечи и растущее брюшко говорили о его равнодушном отношении к собственному телу. Взгляд карих глаз выглядел странноватым, пока я не понял, что доктор Кунявский носит контактные линзы.
— Чему обязан, Инга Артемьевна? О-о, никак вы теперь носите парик! Зря, блондинкой вам лучше! А это кто с вами?
Я содрал с физиономии бороду.
У доктора отвалилась челюсть и забегали глаза. Впрочем, он сразу взял себя в руки.
— О-о! И господин… э-э… Арчи Гудвин здесь? Чем обязан такому визиту!
— Может быть, вы пригласите нас в дом, Борис Соломонович? — спросила Инга.
— Минутку, друзья! — Я подошел к хозяину и быстро ощупал карманы.
Оружия при нем не оказалось.
— Мой «стерлинг»в сейфе. Я никогда не ношу его с собой. Я ученый, а не солдат! Прошу вас в мою обитель!
Мы ввалились в прихожую. Я тут же обшарил взглядом стены. Телекамер на первый взгляд не было, но береженого бог бережет…
На противоположной стене висел календарь, изображающий каких-то индийских богов. За ним вполне можно было спрятать камеру.
И я повторил процедуру обшаривания — на этот раз с помощью искателя. Конечно, окажись за календарем телекамера, процесс проверки выдал бы гостей с головой, но мне в очередной раз повезло.
— У меня нет «жучков», — сказал Кунявский. — Это было одно из моих условий, прежде чем я согласился работать с органами. Я люблю дом с глухими стенами, а не аквариум, в который может сунуть нос кто угодно.
Возможно, он говорил правду. Но рисковать в любом случае не стоило.
— Действуй, — прошептал я Инге. И повернулся к доктору: — Никаких лишних движений и слов, иначе… — Я выдернул из кармана пистолет.
Инга тут же повисла у Кунявского на плече:
— Не ждал меня, Боренька! Не ждал, бука! А я — вот она! Дай, думаю, загляну, как тут мой лапушка!