Элен вздохнула и начала:
«Не так давно мне поручили написать статью о том, что чувствует мать, когда теряет ребенка. Всем известно о небывалом росте преступности в нашем городе. Опубликованы страшные цифры, графики, видные ученые делятся своим мнением… Но, чтобы не утонуть в море статистики, как нам кажется, нужно вспомнить о ценности каждой отдельно взятой человеческой жизни. О жизни каждого отдельно взятого ребенка. Вот почему я решила побеседовать с женщинами, потерявшими своих детей.
Я побывала в доме Летиции Уильямс, чей восьмилетний сын Латиф был убит шальной пулей. Мальчик пал жертвой разборок между двумя уличными бандами. Кроме того, я взяла интервью у Сьюзен Суламан, жительницы престижного пригорода Бринмор. Несколько лет назад ее бывший муж похитил двоих детей и увез их.
А теперь к их историям я могу добавить и свою собственную.
Как вы, наверное, знаете, недавно я потеряла сына. Я узнала, что, по не зависящим от меня причинам, его усыновление является недействительным. На самом деле мальчика, которого я считала своим сыном, Уиллом Глисоном, зовут Тимоти Брейверман. Около двух лет назад его похитили во Флориде.
Надеюсь, вы не осудите меня за самонадеянность — мол, пишет о себе. В отличие от Летиции Уильямс я знаю, что мой ребенок жив. Но вот что я поняла после всего, что со мной случилось: не имеет значения, как именно вы лишаетесь ребенка. В любом случае он для вас потерян. Умер ли он своей смертью, убит ли, похищен или просто вынужден жить отдельно — для вас все заканчивается одинаково.
У вас больше нет ребенка.
Какие чувства при этом испытывают матери?
Летицию Уильямс душит гнев. Ее раздирает ярость, которая, как огонь, пожирает все на своем пути. Огонь жжет ее каждую минуту, которую она проводит без своего сына. Каждую ночь, когда она не укладывает его спать. Каждое утро, когда не собирает его в школу, не кладет в пакет его любимый сандвич с арахисовым маслом и бананом. Когда не провожает его в школу. В том квартале, где живет Летиция, все матери каждое утро провожают детей в школу, чтобы убедиться, что они добрались туда живыми.
Того, что их дети останутся в живых, когда вернутся из школы домой, не гарантирует никто.
Латифа, сына Летиции — все называли его просто Тиф — застрелили в собственной комнате, когда он смотрел телевизор. Несколько пуль влетело в раскрытое окно. Пули попали мальчику в лицо. Хозяин похоронного бюро, который готовил Латифа к похоронам, трудился всю ночь, чтобы восстановить его лицо. Учительница начальных классов в школе, где учился мальчик, говорит, что Латиф всегда всех смешил; он был лидером среди одноклассников. Даже после смерти его парта завалена валентинками.
Сьюзен Суламан гложет пустота. В ее сердце и в ее жизни образовался вакуум. Она знает, что дети живы, но отец не сообщил, куда увез их. Поэтому Сьюзен постоянно и всюду разыскивает их, куда бы она ни пошла. По ночам она ездит по соседним улицам, где они, возможно, живут. Она надеется увидеть их хоть краем глаза. Днем она разглядывает всех встречных детей, заглядывает в окна проезжающих мимо школьных автобусов.
Сьюзен Суламан не дает покоя ее потеря.
Я спросила Сьюзен, не легче ли ей от сознания, что ее дети живы и находятся не с посторонним человеком, а с родным отцом. И вот что она ответила:
„Нет. Я их мать. Я им нужна“.
Теперь я лучше понимаю, что чувствуют Сьюзен и Летиция. Я испытываю гнев, не знаю покоя. Моя рана еще свежа. Все произошло так недавно… Моя рваная рана кровоточит, саднит, болит. Возможно, края раны срастутся, шов разгладится, но шрам останется на долгие годы.
Для меня потерять Уилла — все равно что умереть.
Нечто похожее я испытала, когда скончалась моя мать. Внезапно уходит человек, бывший центром твоей вселенной. Раз — и его нет, как будто из яблока вынули сердцевину. Кто-то взмахнул рукой и вынул у тебя сердцевину, сердце…
И, как всегда бывает в таких случаях, со смертью наша связь не прерывается.
Я по-прежнему дочь своей матери, хотя ее больше нет со мной. И я по-прежнему мать Уилла Глисона, хотя его со мной тоже больше нет.
Я узнала, что любовь матери к ребенку не имеет себе равных среди прочих человеческих чувств. Каждая мать понимает меня, это не значит, что о материнской любви не стоит говорить и писать.
И не имеет значения, родной ребенок или усыновленный. Раньше я этого не понимала, а теперь поняла. Не важно, как именно вы потеряли ребенка, не важно, как именно вы его обрели. Здесь усматривается некая симметрия, от которой мне, впрочем, не легче.