— Вот как? — изумилась Элен.
— Однажды вечером он позвонил ей домой, а я случайно услышал по параллельной трубке… Потом она уехала, а вернулась только в полночь. Наврала, что была в тренажерном зале, но я проверил. В тот день у них перегорела проводка и зал был закрыт. — Маскоу презрительно хмыкнул. — Она, конечно, тренировалась — со своим дружком.
Элен не понравилась жестокая гримаса, исказившая губы Маскоу. Она встала, собираясь уходить, но вдовца словно прорвало:
— Я ее уличил, и она во всем призналась. А куда ей было деваться? Я и раньше подозревал, что она мне изменяет. Она странно себя вела, у нее часто менялось настроение. В общем, она обещала, что перестанет с ним встречаться, но я сказал, что подам на развод и отсужу детей. — Маскоу резко осекся, как будто вдруг услышал себя со стороны. — На следующее утро она поехала на работу и… сделала это. — Он наклонился вперед, закрыл лицо руками, надавил подушечками пальцев на сомкнутые веки. — Я перестал ходить к психотерапевту, но, по-моему, стоит возобновить сеансы. Как вы считаете?
— Да, наверное… Психотерапия вам поможет.
— Да, так говорят. — Маскоу посмотрел на нее и медленно встал. — Вы нашли то, что искали?
— Мои документы где-то здесь, в коробке, но я не успела все осмотреть и разобраться, какие бумаги мои, а какие — нет.
— Тогда забирайте всю коробку. Или все три. Увозите.
— А если там есть вещи, которые вам нужны?
Маскоу отмахнулся:
— Из этих коробок мне ничего не нужно. Да и от тех, что валяются в гараже, надо бы избавиться. Пожалуй, я их сожгу.
Элен поняла, почему коробки с архивными делами до сих пор хранятся в гараже. Дело не в том, что у Маскоу нет денег на платный склад. Ему хочется и сохранить вещи жены, и сжечь их — и то и другое одновременно.
— Спасибо, — сказала она вслух. — Я верну вам то, что не относится ко мне. — Она закрыла третью коробку крышкой, прикрыв хранящиеся в ней тайны. На время. Пока не вернется домой.
23
Ночь выдалась темная, беззвездная. Окна казались черными зеркалами; Элен видела в них свое отражение. Третью коробку она водрузила на обеденный стол; рядом стоял бокал мерло. Вино она пила только в экстренных случаях, но сейчас, похоже, был как раз такой. Орео-Фигаро сидел на своем обычном месте, в дальнем конце стола, и неодобрительно наблюдал за ней.
Элен отложила в сторону счета и блокноты, вытащила бумаги, которые могли быть в ее деле, и внимательно перечитала каждый документ, а потом разложила все в хронологическом порядке, воссоздавая ход усыновления Уилла. Вот распечатка их переписки по электронной почте; ее письма к Карен, заключение органов опеки и попечительства об обоснованности ее просьбы и соответствии усыновления интересам ребенка. Элен помнила, как к ней домой приходили сотрудники органов опеки, проверяли ее бытовые и материальные условия, беседовали с ней…
Встряхнувшись, она принялась искать дальше. Отложила в сторону коробку карандашей, пакетик жевательной резинки. Под ними оказалось еще одно письмо, напечатанное крупным шрифтом на тонкой бумаге. Адресатом значилась Карен. Элен похолодела и начала читать:
«От кого: Эми Мартин,
Пенсильвания, Стоутсвилль, Коринф-Аейн, 393
Дорогая Карен!
Вот документы, которые вы просили меня подписать во время нашей вчерашней встречи. Пересылаю также согласие отца ребенка. Он отказывается от своих родительских прав. Пожалуйста, проследите, чтобы женщина, которая хочет его усыновить, хорошо заботилась о нем. Он славный малыш и не виноват в своей болезни. Я люблю его, но понимаю, что так будет лучше для него. Я буду вечно помнить о нем и поминать его в своих молитвах.
Сердце гулко стучало в груди у Элен. Держа листок дрожащими руками, она еще раз перечитала письмо. Письмо от родной матери Уилла! Неизвестная ей Эми Мартин набрала письмо, заправила бумагу в принтер и распечатала. Значит, родную мать Уилла зовут Эми Мартин. Какое доброе, хорошее письмо! За простыми, безыскусными строчками угадывается беспокойство за судьбу ребенка. Видимо, ей непросто было отказаться от малыша… Элен с трудом подавила желание немедленно взять трубку и позвонить Эми Мартин. Но она подняла бокал, мысленно произнося тост за ее здоровье.
Спасибо, Эми, за то, что подарила мне своего ребенка!
Орео-Фигаро уставился на нее своими желтыми глазами. Элен отставила бокал в сторону и возобновила поиски. Она еще долго рылась в бумагах. Ей удалось отыскать еще несколько документов из своего конверта. Один был озаглавлен «Согласие на усыновление». Вверху стояли имя и фамилия Эми Мартин и уже знакомый стоутсвилльский адрес, дата ее рождения — 7 июля 1983 года, семейное положение — не замужем. Далее — стандартная фраза: «Настоящим я добровольно и без всяких условий даю свое согласие на усыновление вышеупомянутого ребенка». Подписано: Эми Мартин. Ее подпись засвидетельствовали некие Джерри Мартин и Черил Мартин, живущие по тому же адресу.
Элен просмотрела следующий документ: отказ от родительских прав отца ребенка. С замиранием сердца она прочитала фамилию и адрес отца Уилла:
«Чарлз Картмелл
Пенсильвания, Филадельфия, Грант-авеню, 71».
Стандартная фраза, подпись — невнятная закорючка с едва различимыми петлями. Значит, вот как зовут отца Уилла — Чарлз Картмелл. Интересно, какой он? Как он выглядит? Чем зарабатывает на жизнь? Как они с Эми познакомились и почему не поженились?
Элен еще немного порылась в коробке, но больше ничего не нашла, кроме выписки из медицинской карты Уилла, которая у нее и так имелась. В выписке говорилось, что у обоих родителей ребенка отмечено повышенное кровяное давление. Ни о каких сердечно-сосудистых заболеваниях не упоминалось. То же самое ей сказали и в больнице, где лечился Уилл. Болезнь у него врожденная, а не наследственная. Жители штата Пенсильвания могут по желанию зарегистрироваться на специальном сайте и получить консультацию врача, но родители Уилла нигде не были зарегистрированы… Ладно, сейчас главное другое. Оба биологических родителя дали свое согласие на усыновление Уилла. Вот все и разъяснилось. Больше не нужно искать ответ на вопрос, который Элен боялась задать даже самой себе.
— Что ж, теперь все понятно, — сказала Элен вслух, испугав Орео-Фигаро. Взгляд ее упал на раскиданные по столу бумаги, и она вернулась мыслями к несчастной Карен. Она помнила, как Карен позвонила ей в тот день, когда суд принял положительное решение, и поздравила ее. Трудно поверить, что меньше чем через месяц она погибла — причем от собственной руки. Элен передернуло. Она одним глотком допила вино. Как Карен могла пойти на такой страшный грех, как могла оставить сиротами троих маленьких детей? Тут Маскоу в чем-то прав.
Куда же подевался ее материнский инстинкт?
Элен поняла, что у нее больше нет сил думать о Карен. Уже поздно, пора спать. Сегодня она поработала достаточно, вот только материалы для статьи не готовы. В обычном состоянии она бы обязательно расшифровала интервью с Летицией Уильямс, но сегодня слишком устала. Она поставила бокал рядом с коробкой и машинально заглянула внутрь. Ее внимание привлекло яркое пятно в скоплении всякой всячины. Она отодвинула в сторону бумаги и увидела ярко-розовую обложку записной книжки Карен.
Элен рассеянно полистала записную книжку. Обычный органайзер; неделя умещается на двух страницах. Все даты заполнены аккуратным почерком Карен. Записи однотипные: время, на которое назначена встреча, и фамилия клиента. Вот так размечена вся жизнь… Элен передернуло. У Карен было много клиентов; она неплохо зарабатывала. Но за каждым гонораром стоит чья-то жизнь, которая круто менялась с помощью адвоката.
Элен принялась листать страницы назад и дошла до 13 июля, того дня, когда Карен покончила с собой. Та неделя начиналась с понедельника, 10 июля; в понедельник у Карен весь день был расписан. Одиннадцатого у нее был один клиент утром, а во второй половине дня — деловой обед.
Элен просмотрела остальные дни той недели, включая и день самоубийства. На весь день у нее были запланированы встречи, что вполне понятно. Ведь Карен не знала заранее, что накануне вечером муж уличит ее в неверности. Элен уже собиралась захлопнуть записную книжку, когда заметила, что на одной из записей, в среду, фамилии клиента не было, только инициал: «Э». И время: 19.15.