Вот и этой ночью Алька, с покрасневшими от усталости и бессонницы глазами, ломала свою многострадальную голову над очень странным вопросом — в какую сторону направляется бесконечность?..
Казалось бы совершенно идиотский вопрос. Ведь на то она и бесконечность что бы охватить всё пространство. Но, в Алькиных, далёких от точных наук, мозгах шевелилась странная мысль: если считать бесконечность пространством заключённым в шарик, то должна быть исходная точка через которую этот шарик надули. А раз есть точка надувания, то она может стать и точкой сдувания…
Алька выводила на бумаге бесконечные восьмёрки. С лева на право, с права на лево… Каждый раз точка пересечения оказывалась в одном и том же месте. Выходящие-входящие кривые могли двигаться в любом направлении. Могли менять свою длину и очертания и только точка оставалась прежней.
Подперев тяжёлую голову кулаком, Алька думала о Золотой Ферере как о центральной точке. Вернее, как о пространстве с заключённой в нём центральной точкой…
Обычная человеческая девушка радовала древних своим мастерством.
Но человеческое тело ненадёжное убежище для божественного таланта.
Была ли девушка материалом для создания золотой статуэтки, или только моделью, Алька так и не поняла.
Зато поняла, что древние ферера долго работали над своим созданием. Им всё никак не удавалось получить от танца золотой марионетки такого же наслаждения которое они получали от оригинала.
Да, она была пластична и грациозна, и мастерству её можно было только позавидовать, но сердца зрителей не начинали биться сильнее и слёзы умиления и восторга не туманили их глаз. Чего-то не хватало чудесному созданию.
Ей не хватало эмоций.
Ну какие эмоции могут быть у золотой болванки, пусть и сделанной божественными руками?
И тогда древние кудесники вложили в неё способность поглощать чужие эмоции и возвращать их зрителям в танце.
Это была блестящая идея с одним маленьким „но“.
Но древним Ферера были чужды сильные эмоции, и они воспользовались эмоциями людей.
На этом кончается достоверная история золотого символа и начинается туманная область догадок и домыслов.
Золотая Ферера покинула этот мир со своими творцами.
О ней помнили как и о других чудесах волшебного народа.
Боримор получил статус Пророка во многом благодаря золотой статуэтке.
Был ли он одним из Древних неизвестно, но золотую фигурку в его руках признали и оценили как напоминание и обещание скорой встречи.
Был возведён Первый Храм и впервые люди услышали Голос Всевидящего.
Естественно, что все эти события слились в одно и стали основой религиозного учения.
Алька думала, что золотую Фереру вернули людям потому что без людей она была обычным украшением. Ей нужны были эмоции которых Древние не знали. Возможно Боримору доверили сбор и накопление эмоций?.. Возможно он должен был вернуться?..
Вполне может быть, что Золотую Фереру снарядили за положительными эмоциями не понимая, что гастрономические пристрастия эмоционального вампира высосут всё светлое и радостное и погрузят мир в муть затяжной депрессии.
А что? Алька осталась довольна своим анализом. Вполне себе жизнеспособная версия. Только одна маленькая деталь в неё не вписывается — смерть Боримора.
По логике вещей ему следовало, исполнив задуманное, отправится обратно, обеспечив надёжную легенду для грядущих появлений Золотой Фереры, а он позволил себе погибнуть…
Не вяжется это как-то с базовыми предпосылками.
Ферера ведь осталась здесь, и долгие годы, вернее, века, провела в храмовских застенках, Никто её не искал. Никому она не была нужна.
Зато теперь всем понадобилась, — простонала Алька, роняя голову на мягкую от старости обложку древнего фолианта.
Выпускать из-под колпака этот катализатор человеческих пороков нельзя. Алька и без подсказки знала, чем может закончится подобная неосмотрительность.
Служить Хранительницей и присматривать за вздорным артефактом ей тоже не хотелось. Тоже мне, жрицу они себе завербовали…
Оставалось только одно — изменить вкусовые пристрастия золотой красотки.
Пусть она обжирается негативом, а позитив самим пригодится…
Алька встряхнулась, заставляя себя вернуться к прерванным размышлениям.
Так что там с дырками в бесконечность?..
— Я сегодня совсем вымоталась, — сообщила Мелина, материализуясь в кресле-качалке, дизайн которой был позаимствован у Зиевских ведьм, — пойдём чайку попьём, — предложила, сладко потягиваясь.
— Как чёрт из табакерки, — вздрогнув от неожиданности, пробурчала Алька, — из-за тебя от меня хорошая мысль ускользнула.
— Не ворчи. Вернётся к тебе твоя мысль. Никуда она не денется. Только давай ты её завтра додумаешь.
— Давай завтра, — послушно согласилась Алька, — но чай сама заваривать будешь. У меня сил уже нет.
— С радостью, — заверила ведьма, — после сеансов так приятно вновь ощутить своё физическое существование…
— Ну давай, ощущай, — согласилась добрая Алька, — надеюсь, что моя головная боль, став нашей, придаст особый реализм твоему существованию.
— Фи! Какая мелочь эта наша головная боль. Ты себе даже представить не можешь, какую боль испытывает Алиан, — и с совершенно дурацкой гордостью закончила, — с таким мужественным достоинством…
— Он же с тобой своей болью не делится, а моя будет как родная, — съязвила Алька.
Голова действительно болела и выслушивать Мелинины восторги не было никакого желания. А восторгов у той была масса по самым разным поводам: как он на неё смотрит, как за руку держит, какие слова говорит и как у него сердце бьётся…
Для человека, страдающего головной болью, Алька и так была более чем снисходительна.
Мелина же, в своей эйфории, с Алькиными чувствами не считалась и делилась со своей раздражённой подругой мыслями и чувствами от взглядов и прикосновений, совершенно не замечая, что подруге совсем не интересно.
Альку интересовало только одно — как продвигается лечение и когда следует ожидать результатов.
— Ну понимаешь, — прихлёбывая уже остывший чай, говорила ведьма, — с костями и суставами я уже справилась. Наверно. Видишь ли, я даже не могу знать наверняка пока не восстановлю мышцы. С мышцами всё сложно. Они ведь у него совсем атрофированны. Я их наращиваю. А это очень больно. Там ведь не только мышцы, но и нервы, сосуды и разные всякие сухожилия и связки… Ювелирная работа…
— Но ты с ней справляешься?…
— В том то и дело, что я не знаю, — вздохнула тяжело Мелина, — ему на ноги встать надо, а он как сидел, так и сидит. Может с Королём поговорить? Пусть он лекарям велит принца на ноги ставить, а то они его болеутоляющими микстурами пичкают и горячими грелками обкладывают, а мне видеть надо как всё работает.
— А твой герой не пробовал сам подняться?
— Ему такое даже в голову не приходит, — ещё тяжелее вздохнула Мелина, — он ведь всю жизнь сидит…
— Он что, сам никаких перемен не замечает?
— Его камердинер замечает, — хихикнула Мелина, — сегодня, при мне, мерки снимали — будут новый костюм шить.
— И ты считаешь это своей заслугой, — на всякий случай уточнила Алька.
— А чей же ещё, — гордясь собой, похвасталась ведьма, — конечно моей. Ноги длиннее стали, значительно. Только никто внимание на обращает. Камердинер только.
— Будем надеяться, что Король догадается у камердинера спросить…
— Давай сами ему скажем, — предложила Мелина.
Подобное предложение она делала не первый раз, но каждый раз получала один и тот же ответ:
— Ну уж нет. Пока не разберусь с этой золотой пакостницей — во дворец ни ногой. Мне поручили хранить — вот и храню как умею.
— Но вечно прятаться мы не можем. Бал уже на носу…
— Причём здесь бал! — Заорала Алька, всё-таки выходя из себя.
Этим балом её уже все достали: клиентки, мастерицы, поставщики… Даже невозмутимая Катания…