С улыбкой на лице Иван подошёл к двери подъезда и набрал две заветные цифры. Домофон долго издавал гудки, напоминающие: "Иди на… Иди на… Иди на…", а потом всё-таки послышался до боли знакомый голос. Голос Вики:
– Кто там?
– Вика! Это я! – радостно закричал Иван.
– Кто "я"? – после короткой паузы спросила жена.
– Как это "кто"? – искренне удивился Корский. – Твой муж, Ваня.
Долгая пауза. Такая долгая, что улыбка сползла с лица Корского, а постельная сцена вылетела из головы, как давно забытый сон.
Щёлкнул замок, и ледяной, ставший вдруг каким-то чужим, голос Вики произнес:
– Входи!
Пока поднимался на лифте, Иван гадал, почему не слышал радости в голосе супруги? Почему ему показалось, что она была расстроена или растерялась? И что вообще произошло, пока его не было?
Может, она просто простужена, а он уже накрутил себе… Осень ведь на дворе!
Двери лифта разъехались в разные стороны, и Иван оказался на милой сердцу лестничной клетке, где когда-то так часто курил до принятия антитабачного закона, целовался с женой и дрался с наркоманами с восьмого этажа.
Корский ожидал, что дверь в квартиру уже открыта, и Вика ждет его, но дверь оказалась заперта.
Иван нажал на кнопку звонка. Даже через толстую, массивную дверь услышал голос жены. Ему показалось, что она с кем-то спорила. Может, по телефону с кем-то говорила?
Прошла минута, показавшаяся Корскому вечностью, и дверь наконец-то открылась. На пороге стояла Вика, но не в пеньюаре, как фантазировал Иван, подходя к подъезду, а в белой мужской рубашке и в тапочках. Волосы взъерошены, и глаза блестят, как после секса.
"Неужели у неё есть любовник? – подумал Корский", но тут же отогнал эту мысль. Они же любили друг друга, и она обещала хранить ему верность до гробовой доски, что бы ни случилось. Да, тут кое-что случилось. Что-то, чему Иван не мог найти разумного объяснения. Но ведь его отсутствие – не повод ему изменять, верно? К тому же, отсутствовал он недолго и не по своей воле. Это Эдуардыч его разыграл, как пить дать!
– Ну, здравствуй! – Корский расставил руки для объятий, но Вика словно этого не заметила и осталась стоять в дверном проёме. – Мы так и будем стоять? Ты не пригласишь меня в квартиру?
– Нет, – спокойно ответила супруга. Причем, ответила так, словно уже сто раз это репетировала или прокручивала в голове.
– Почему?
– Потому, что ты подонок и мерзавец! – послышался знакомый голос из-за спины Виктории. – Ты обесчестил мою дочь, находясь у меня в гостях…
Дверь распахнулась, и, оттеснив Вику, на лестничную клетку вышел Максим Эдуардович. На нем был белый халат. Халат Ивана. Глядя на него, Корский уже не сомневался, что всё это – продолжение розыгрыша. А потому он улыбнулся во весь рот и театрально зааплодировал:.
– Браво-браво! Дал бы я вам "Оскара", да только играете вы бездарно… Ладно, кончайте спектакль!
Тут же крепкий кулак босса врезался в челюсть Корского. Иван на какое-то время потерялся, нырнув в пустоту, а вынырнув из неё, понял, что сидит в прихожей, на банкетке, а Вика водит перед его носом баночкой с нашатырным спиртом.
Корский застонал, потрогав пульсирующую болью челюсть.
– Вы что, совсем, что ли, с ума сошли? – спросил он, переводя взгляд с Максима Эдуардовича на жену и обратно.
– Нет! – Босс улыбнулся злорадной улыбкой. Это ты с ума сошёл, и тебе самое место в дурке. Ведь этот ты трахнул мою дочь, злоупотребив моим доверием. Это ты обозвал меня старым импотентом при моих партнерах по бизнесу…
– Это ты избил меня и обзывал шлюхой, – добавила Вика.
– Нет! – Иван замотал головой. – Этого не было! Я не помню этого!
– А знаешь, почему ты этого не помнишь? – положив руку Корскому на плечо, Максим Эдуардович слегка сжал его и, не дождавшись ответа, сам ответил на свой вопрос: – Потому, что ты – наркоман и пьяница!
Из-за спины босса подала голос жена:
– После того, как ты трахнул… занимался любовью с Лизой, ты сказал мне, что больше не любишь меня, развелся со мной и уехал в какую-то деревню, где жил с какой-то… старухой! Ладно, хоть всё имущество переписал на меня, а то спустил бы на эту старую клячу!
– Нет! Нет! Нет! – Корский продолжал мотать головой. – Не было никакой старухи! И не могло быть, ведь я люблю тебя!
– Нет, – Вика тяжело вздохнула. – Любишь ты только себя.
Иван скинул телогрейку, закатал рукава тельняшки. Действительно, на сгибе локтей имелись многочисленные следы уколов. Увидев их, Корский чуть в очередной раз не лишился чувств.