— На что, по-твоему, это похоже более всего? — задумчиво спросил Поспелов.
— Да на что угодно! Первоначально. А когда начинаешь анализировать, выпадает то, что не очень вписывается в схему, и остаётся лишь более чёткое логически. Корабль — это сложно. С момента его обнаружения и до нашего прилёта сюда прошли годы. А сколько этих лет было до станции «Плутон-4»? Зачем пилотируемому кораблю так долго торчать на задворках чужой системы? Хотя у кого-то и в этом может быть определённый резон, если по системе разбросаны их наблюдатели. Но, исходя из нашей логики, это должен быть автомат. Висит тут хоть столетия, и наблюдает. А теперь мы начнём наблюдения за ним. В ближайшее время…
— Тогда я пошёл высыпаться, — сказал Поспелов, посмотрев на экран. — У меня уже чешутся руки, а у наших зондов — манипуляторы.
— Иди, а я вздремну прямо здесь, — сказа Коростелёв. — Для подстраховки. Чтобы не мчаться сюда сломя голову, если этот правильный гексаэдр вздумает что-то вытворить…
…— До условной поверхности объекта — около ста метров, — сказал Поспелов, следивший за зондом по приборам. — Скорость сближения — почти нулевая.
— Та же сероватая светящаяся муть на подсолнечной стороне куба, с подвижными гранулами размером сантиметров в двадцать — каждая, — прокомментировал Коростелёв, смотревший в телескоп.
— Идём дальше?..
— А ты предлагаешь остановиться? На чём?..
— Нет, я всего лишь оценил уже пройденный этап.
— Тогда начинаем облёт.
Кратковременно включая малые корректирующие двигатели, зонд стал на безопасном расстоянии облетать куб.
Оба космонавта молча смотрели, пока зонд обозревает Объект сначала по оси, направленной на Солнца, а потом — и по поперечной.
— Он везде одинаков, — сказал, наконец, Поспелов. — Светящиеся гранулированные грани…
— Тогда возвращаемся к передней и пробуем сближаться.
Зонд послушно вернулся к первоначальному своему местопребыванию напротив куба, и завис над его условно передней гранью всего в десятке метров от её такой же условной поверхности.
— Медленно, но вперёд… — скомандовал Коростелёв.
— Двинулись… Пять метров… Два метра… Метр…
…Связь с зондом прервалась резко, одновременно с моментом его якобы контакта с кубом.
— Мы влетели внутрь?.. — спросил Поспелов.
— Было что-то другое… — сказал Коростелёв. — При контакте с Объектом, зонд просто исчез. С его скоростью и размерами он должен был внедряться в куб несколько секунд, но мне в телескоп чётко было видно, что аппарат исчез сразу после контакта…
— Переход?..
— Как будто… — согласился Коростелёв. — Граница, которую можно преодолевать лишь одномоментно…
— Это уже похоже на некий портал.
— Возможно и такое. Теперь нам остаётся только ждать. Программа автономных работ зонда была рассчитана на три часа. Он оказывается где-то, панорамно осматривается, ориентируется в пространстве, делает какие-то самостоятельные выводы, а потом возвращается в ту грань куба, из которой и вышел.
— Если он в чём-то не сгинул, если его там не сцапали, и если там время течёт так же, как и у нас.
— Нам остаётся только ждать, — сказал Коростелёв. — Двенадцать часов, как и планировали. В четыре раза дольше, чем длится программа работ зонда. Или он вернётся, или мы посылаем следующий. В торец…
…Зонд выпал из той же подсолнечной грани куба через пять часов двадцать три минуты с секундами. Бдительная автоматика тут же это зафиксировала, сиреной оповестив об этом экипаж корабля.
— Есть радиоконтакт! — радостно сообщил дежуривший Поспелов.
Коростелёв, дремавший на диване, резво прыгнул вверх, к гамаку телескопа.
— Буду смотреть визуально! — сказал он. — Так чётче всё видно!
— Зонд удаляется от куба и летит домой, — комментировал Поспелов. — Через двадцать минут он будет здесь.
— Не вижу никаких изменений в конструкции зонда, и повреждений на нём, — сказал Коростелёв. — С ним ТАМ ничего не произошло. Теперь будем смотреть те видеозаписи, которые он сделал в мёртвой зоне.