— Если опоздал, простите, — раздался приятный баритон. По коридору быстрым шагом шел Иващенко, и вместе с ним еще несколько человек. — Сейчас мы подпишем бумаги, и я вас приглашу к себе в кабинет.
Иващенко исчез за дверью. Александр Павлович переглянулся с Фрейей. Про себя он назвал древним именем скандинавской богини женщину, которая была не красавицей, а больше чем красавицей, потому что владела волшебством пробуждения жизни.
Какие-то новые неотчетливые мечты зароились в голове Александра Павловича, мечты-ощущения, мечты-прикосновения… Иващенко приоткрыл дверь, выглянул и кивнул, приглашая. Александр Павлович словно бы пробудился ото сна, встал и направился к кабинету, торопясь расстаться с ненужным грузом чужого сценария. Женщина тоже встала и, похоже, собралась войти вместе с ним. Александр Павлович тут же обернулся и пропустил ее.
— Только после вас, — сказал он. — Подожду с наслаждением.
Фраза прозвучала даже с каким-то подтекстом. Он закрывал за ней дверь, но опять раздался голос Иващенко:
— Входи же, Алексан Палыч! Садитесь, Катенька!
Вместе так вместе. Еще приятнее. А Фрейю, оказывается, зовут Катенька. Какое приятное, теплое имя!
— Вы занимайтесь сначала с дамой, — сказал Саня с порога. — У меня дело минутное, и оно терпит.
— А я думаю, мы начнем с вас, — сказал Иващенко. — Катеньке будет очень интересно вас послушать. Вы, надеюсь, познакомились?
— Нет. Мы, наверное, из породы англичан, нас некому было друг другу представить, — улыбнулся Саня, несколько недоумевая, что он такое должен сказать и почему его интересно будет слушать. Но про себя пошутил: «Саня, присанься!»
— Екатерина Мелещенко, — представил Сергей Петрович. — Александр Павлович Иргунов. Мне показалось, что вы могли бы плодотворно поработать вместе.
Екатерина Мелещенко с любопытством взглянула на Саню, а он, недаром был «человек играющий», мгновенно все перерешил: отказаться от возможности работать с такой женщиной? Да никогда в жизни! Роман он напишет. Сядет хоть завтра! И сценарий тоже! Его на все хватит! Если жизнь взялась дарить ему подарки, то он их получит все! Сил у него хоть отбавляй.
Что-то подобное вихрем пронеслось в голове у Сани, и он полез в портфель за сценарием, но уже не с тем, чтобы отдать его и избавиться, а, наоборот, за тем, чтобы любовно перелистать, отметить достоинства, предложить улучшения.
— Думаю, выражу общее мнение, если скажу, что нам всем троим по душе главный герой сценария и, конечно же, его автор, — начал он и заслужил улыбки. — Но герой пока не взял в свои руки историю своей жизни. Он симпатичен, но вял и безынициативен, мы должны подарить ему цель, ради которой он будет бороться с жизнью, однако жизнь в конце концов его победит, предложив что-то гораздо лучшее. Я правильно понял поставленную задачу?
— Совершенно правильно, — кивнул Иващенко. — Недаром я сразу решил вас познакомить. Могучих пластов прошлого нам пока не потянуть. Катенька предложила нам желанную современность, молодых героев для тех актеров, которые хорошо могут ее сыграть. А вы, Александр Павлович, с вашим опытом и талантом сумеете найти те силовые линии, которые напрягут эту современность и заставят зрителей сидеть у экранов телевизоров.
Саня привстал и поклонился.
— Благодарю за лестное мнение, — произнес он и, повернувшись к Кате, сказал: — Нам с вами предстоит интереснейшая работа. Каждую серию мы должны будем превратить в колечко, из колечек свить пружинку, и эта пружинка щелкнет по носу зрителя в самом конце.
Взгляд Кати был уже не столь открыт и доверчив.
— Вы говорите скорее о детективе, а я писала лирическую мелодраму, и поэтому…
— Мне кажется, вам есть о чем поговорить и без меня, — мгновенно вмешался в начинающуюся беседу Иващенко. — Думаю, что двух недель вам хватит на то, чтобы найти общий язык, принести мне свои предложения на сериал в двенадцать серий. Если они меня устроят, заключим договор.
— А если мы не найдем общего языка или предложения вас не устроят? — поинтересовалась Екатерина.
— Будем думать дальше, — честно сказал Иващенко, и на этом они распростились.
Выйдя из кабинета, Катя недовольно сказала:
— Честно говоря, я рассчитывала на другое!
— Я тоже, — признался Саня и сказал чистую правду.