— Может, попить принести?
— У меня есть.
Женщина миновала коридор, открыла дверь своего кабинета. Рухнула на стул, вытерла испарину на лбу. Слабо улыбнулась.
— Весело…
Налила из небольшого кулера воды, выпила… Достала из сейфа старый мобильник Артура, зачем-то полистала номера, отложила в сторонку. Нашла в своем телефоне нужную запись, набрала.
— Вера Дмитриевна, здрасте… Это Антонина, ваша племянница. Нет, не забыла, просто замоталась. Да, Артур приехал… Хороший парень, понравился. И Мише понравился. Работает в нашем кафе, старается… Что?.. Нет, не выпивает и никто к нему не приезжал… Только вот что, теть Вера. Вчера он вдруг уехал. Просто взял и уехал. Ночью… Нет, никакого скандала… Может, кто-то позвонил ему от вас? Позвал, может?.. Теть Вера, просьба. Если вдруг объявится, дайте знать. Позвоните… Или пусть Артур сам позвонит. Спасибо, целую вас, — отключила связь, изо всей силы сжала ладонями виски, замерла, притихла…
Кафе было небольшое, недалеко от вокзала. Артур дожевал кусок поджаренного жестковатого мяса, запил слегка остывшим чаем, махнул официанту.
— Эй, джентльмен!.. Гони счет!
Тот кивнул, принялся подсчитывать сумму.
Парень откинулся на спинку стула, чуть было не задремал, кинулся от прикосновения официанта.
— Счет, пожалуста.
Работник взглянул на нарисованные цифры, положил полагающиеся деньги, прибавив сверху пятисотенную.
— На чай тебе!.. Только чтоб не такой хреновый, как мне принес.
— Приму к сведению, уважаемый.
Официант взял счет и деньги, Артур остановил его.
— Слышь… До вокзала отсюда сколько?
— Пятнадцать минут пешком.
— А гостиничка рядом какая-нибудь находится?
— Рядом с нашим кафе.
— Благодарю.
Вокзал был большой, гулкий, бестолковый. Толпился отъезжающий и приезжающий народ, бормотало над головой радио, путались под ногами парни и девчата с рекламными бумажками.
Артур постоял перед табло с расписанием поездов, выискивая нужный рейс, направился к одной из касс.
Перед ним стоял только один человек — худой, задрызганный очкарик.
— Вы поймите, — объяснял он кассирше, — меня меньше всего интересует ваше мнение. Мне надо купить билет на такой поезд, чтоб я мог сойти на любой остановке.
Женщина в окошке что-то ему ответила, очкарик заговорил еще более нервно:
— И сколько часов, по-вашему, я буду в этом телятнике тащиться? Но меня ваше предложение никак не устраивает. Вы должны подобрать такой маршрут, чтобы все было по-человечески комфортно, недорого и своевременно.
— Слышь, мужик, — ткнул его пальцем Артур. — Недорого и комфортно — это если пешком. Прикинь.
Очкарик близоруко оглянулся, огрызнулся, снова прилип к окошку:
— Хам!
— Чего-о? — возмутился Артур.
— Сейчас вам объяснит полиция, — пробубнил очкарик.
Артур двинулся было на него всем корпусом, но сдержался, развернулся и не спеша побрел к выходу.
Девушка за гостиничной стойкой изучила паспорт Гордеева, взглянула на самого владельца.
— На сколько суток желаете остановиться?
— Прикину. Ну, допустим, двое… нет, трое суток.
— Оплата наличными или картой?
— Вы чего? Какая карта? Наличными.
— Номер какого разряда?
— Нормального. Чтоб можно было поспать, посмотреть телик.
— Хорошо. Заполняйте анкету.
Антонина вошла в магазин, остановилась у дальней стены. Нина бросила на нее взгляд, отпустила двух покупателей, закрыла дверь, подошла к незваной гостье, снисходительно кивнула:
— Привет.
— Здравствуй.
— Из полиции звонили?
— Звонили.
— На чем-нибудь сошлись?
— Пока ни на чем.
— Что собираешься делать?
— Почему я должна что-то делать? — вскинула брови Савостина.
— Работник чей? Твой?
— Ночевал у тебя?
— Допустим. Ты выгнала, я приняла. Накормила, напоила. Оказался скотом.
— Хочешь, чтоб его посадили? — спросила Антонина.
Нинка хмыкнула, пожала плечами:
— Ничего я не хочу. Хочу, чтоб вернул деньги.
— Много?
— Сто тысяч.
Савостина открыла сумку, достала скрученные резинкой купюры, отсчитала положенное.
— Мало, — сказала продавщица. — Нужно еще менту, чтоб закрыл дело.
— Сколько?
— Столько же.
— Не круто ли?
— Тебе виднее.
Антонина подумала, нехотя отсчитала еще.
— Все?
— Вроде все.
— Тогда просьба, — сказала Савостина. — Только чтоб по-людски. Михаил ничего не должен знать.
— Это не по-людски, — хохотнула Нинка. — Это по-бабьи.