Она перевела на него свои раскосые миндалевидные очи, глубоко, с наслаждением вздохнула, и томно сказала:
– Да, любимый…
В лесу стучал дятел, и сквозь хвойные волны вездесущих веток проскальзывали ритмичные удары по твёрдой деревянной поверхности ствола, будто удары пальцев по клавиатуре старой пишущей машинки…
Где-то рядом, протяжно и печально, кукушка выводила сольную партию с таким чувством и нежностью, что казалось, будто сама вечность убаюкивает вечнозелёные окрестности в утренней лёгкой дымке тумана, не давая просыпаться для новых тревог и забот: «Спи, сладко спи, дорогой…»
Я просчитал вслед за певуче-медвяным голосом птицы ровно три раза и, медленно выдохнув, стал нажимать на курок.
Странно, я часто ловил себя на мысли в такие мгновения, что мои рефлексы словно отделяются от своего хозяина и начинают чётко и слаженно работать, иногда даже вопреки моему сиюминутному настрою, автоматически и безупречно выполняя свои функции ровно так, как того требовала ситуация.
Этот интересный феномен сопутствует любой удачной операции, когда наблюдатель в тебе ощущается каким-то надмирным и безоговорочным инструментом самого существования, присутствуя как бы везде и нигде.
В стеклянном окружье оптического прицела двое людей бережно и очень эротично гладили друг другу щёки, брови, веки, мягко дотрагивались до плеч и рук, как в замедленной киносъёмке, трепетно целовали губы ещё, ещё и ещё…
Женщина совсем не напоминала Наташу и я, даже с каким-то особенным сладострастием, ощутил острую истому мести за свою любимую, за её детей, за всех тех молодых и красивых «королев», которых этот выродок так беззастенчиво и жестоко отправлял в мир иной.
Я предвкушал, как колыхнётся этот гад от пули, как отпрянет женщина от мгновенно испускающего дух мужчины, как закричит, с лицом, забрызганным кровью нелюдя…
Единственно, важно и нужно никак не задеть, даже не «поцарапать» незнакомку… и не передумать.
Ведь мгновение предоставлялось как нельзя более подходящее и своевременное.
Я аккуратно, очень плавно и любовно дожал курок до упора указательным пальцем, как только может профессионал, обожающий свою работу, в то же время чётко осознавая траекторию пули, как видимую линию, соединяющую выходное отверстие и мишень.
Снаряд, чуть дёрнув снайперское оружие, стремительно полетел в цель.
И тут я буквально в долю секунды понял, что вся ситуация резко изменилась прямо на глазах…
Игорь прижался к губам Ярославы, вдруг полностью развернув эту такую желанную для него женщину в сторону приоткрытого окна на втором этаже готической постройки, где они сейчас находились, всё ближе и теснее приникая к ней всем своим телом. Ярослава выгнулась в пояснице, а он быстро опустил голову к её животу, целуя атласную, в пупырышках от любовного озноба кожу, и вдруг ощутил весьма странный толчок всего её тела, а потом женщина просто рухнула рядом с ним на кровать…
Я видел, как пуля вошла в голову женщины.
Я понимал, что на её месте должен был находиться кто-то другой, что произошла невероятная и недопустимая ошибка, что, наверное, я не совсем правильно просчитал тайминг, а то и просто неадекватно принял решение именно стрелять, а не дожидаться подходящих обстоятельств, чтобы выйти на «зверя» один на один.
Но всё было кончено…
В следующий момент что-то резко и больно опустилось на мою грешную «самурайскую» голову, и я отключился.
Глава 45
Соловей молча смотрел на безжизненное тело своей жены Ярославы. Так же долго и сосредоточенно, как когда-то там, у себя в кабинете, когда пытался додуматься до невозможного: что же за маньяк орудует в Москве, у него под носом, безнаказанно демонстрируя изощрённый и неуловимый стиль последовательного уничтожения женщин, безумно красивых и дорогих кому-то женщин… Вот так.
А теперь, теперь именно его женщина лежала такой бездыханной и такой роскошной в своём обнажённом великолепии, в чьей-то чужой постели оставив и последний сладострастный вскрик, и последний предсмертный вздох…
Вокруг неспешно двигались дотошные ребята из оперативно-следственной группы, выехавшей с ним на место происшествия, а он всё стоял и стоял, безучастно вперившись в усопшую…
Потом, подойдя вплотную к изголовью кровати, он наклонился и поцеловал Ярославу сначала в холодный лоб, потом в приоткрытые губы, потом спокойно и тщательно прикрыл наготу женщины сползшим на пол тяжёлым стёганым одеялом в узорчатом шёлковом пододеяльнике. Ещё раз осмотрел похожее на восковую маску лицо, с зажмуренными, видимо, в момент наивысшего сексуального удовольствия глазами, с нелепым, зияющим чернотой отверстием во лбу от пробившей навылет пули, и, наконец, уже целиком прикрыл её одним бесконечно примиряющим жестом.