"Экое у тебя неприличное тело стало", - упрекнул его Гвидон.
Отраженный злобно смотрел на него, потом отвернулся и двинулся к балкону.
В мире, оказывается, лето ... реальность сразу же напомнила о себе множеством запахов. Пахла липа ... кажется, это июль. В том виртуальном мире с запахами авторы роликов особенно не заморачивались. Иногда там ощущались дамские духи, однажды, вдруг стала пахнуть рыба-меч, которую они поймали в заливе.
Кажется, еще ранее утро, каким наивным счастьем полны голоса утренних птиц ... еще светились вывески. Вдалеке между домами горело одинокое слово "Обои". На балконе невдалеке делала зарядку рано вставшая старуха, совсем голая. Ее длинные груди раскачивались, когда она наклонялась и махала руками. Возможно, что всё окружающее только мерещилось ... сознание еще полностью не прояснилось после виртуальной жизни.
Вдруг заметил: прямо над полом балкона в воздухе висел хрустальный бокал с шампанским. Гвидон попытался взять его: он оказался необыкновенно холодным, словно ледяным, а потом медленно исчез, будто растворился в руке вместе с вином. Вроде бы, с кухни доносилось негромкое пение, как будто в ней кто-то появился. Опять комната, обнаружилось, что в ней пошел снег. Снежинки медленно падали с потолка и исчезали, немного не достигнув, пола.
Понятно - тут на кухне сама по себе включилась телестена - в ней, в еще одном мире пели и плясали. Мигающий телесвет освещал давний и запущенный разгром. Что здесь? Плесень на дне стаканов, грязные тарелки. Проросшая луковица. Ставшая мягкой половина тыквы с воткнутой в нее ложкой. Гвидон достал из груды немытой посуды в кухонной раковине рюмку с остатками ананасового самогона. В ней чернели утонувшие мушки. Рюмка оказалась настоящей.
Фильм на телестене вроде бы смутно знакомый. На плоском экране - актриса Ирена Раздобудько, красивая брюнетка с очень синими глазами. Самая настоящая, живая, не компьютерная, в белом платье, коротком, но с длинным подолом сзади. Видно, как она шла по столу, ловко переступая чаши и бокалы, чью-то лысую голову - какой-то пьяный заснул головой в блюде. Что-то пела на незнакомом языке. Кажется, это финал фильма "Кот в сапогах". Ирен в нем играла принцессу и выходила замуж с необыкновенным задором.
После самогона нашлась кружка с когда-то заваренным им и недопитым цикорием, Гвидон медленно выпил его прямо с мухами. В виртуальном мире никак не удавалось наесться, там он только пьянел от вина, хотя каким-то странным образом.
Совсем рядом Гвидон видел эти ноги на золоченых каблучках между серебряных чаш с устрицами и омарами, рядом с блюдом с желтой икрой морских ежей. Можно приблизить лицо к этой пыльной старой пленке, увидеть небрежно побритые, такие нежные и при этом мощные ноги, именно того образца, какие ему всегда нравились. Лицо Ирен выражало наивное безапелляционное веселье ... ощущение радости, такое необычное здесь, проникало в эту убогую трущобу. Непонятно, что это - искренний задор или такой искусный образ.
Он нашел на столе горсть семечек и жадно грыз их, сплевывая шелуху на пол. Вот, как воздействует то, что в ином мире до яхты с обнаженными красотками не удалось добраться - внутри сохранился избыток неиспользованной непочатой пылкости.
Видно, как проступают под ее кожей мышцы ... удивительно, что до них невозможно дотянуться рукой. Она совсем рядом: гибкая и сильная, стройная, но рельефная, детали ее тела явно видны сквозь ткань одежды. Маленькие, идеально круглые груди с крупными сосками, широкие, хотя и худые, как у подростка, бедра. Гвидон забыл, что уважает женщин постарше, крупнее.
"Модель селеб категории "А", XXS. Хотя бы щупануть ее! - Этот одновременный образец наива и мощности внушал припадок желания, неодолимую судорогу вожделения. - Как было б хорошо, если бы она оказалась рядом, прямо тут, слиться б с ней в сексэкстазе вот на этой кушетке. Овладеть ей прямо живой, со всеми ее газами и жидкостями внутри, всем набором бактерий и пищевым комком!"
Семечки, варварская еда закончились. Фильм закончился тоже. Гвидон смотрел на темную стену ... кажется, странное похмелье проходило.
Вот и прекратилось веселье на яхте рядом с Сантропезкой и Ниццей, быстренько прошла смерть, появились хозяйственные заботы, быт.
* * *
"Волонтер". Бесплатный магазин, открытый после того, как окончательно отменили деньги. В этом мире о существовании таких, как Гвидон, заботилось общество, но делало это небрежно, с пренебрежением.
Сегодня давали картошку и лавровый лист. На полу посреди торгового зала - полупустые мешки и ящики. Раздавленные картофельные клубни хрустели под ногами.
"Вот он тебе, настоящий мир".
Гвидон набрал килограмма два не самой гнилой картошки, рассовал по карманам пакеты с лавровым листом и сейчас остановился посреди магазина, серый, маленький, придавленный, так не похожий на блестящего удалого героя "Палубы любви".
Рядом - бесплатная столовая, вот тут, за стеной, открытым дверным проемом. Открывалась она раз в неделю и обсуживала волонтеров. Кажется, Гвидон тоже числился таковым где-то. Он медленно ( Всё он делал медленно ) вошел туда.
Оказалось, что сегодня праздник, "День больного" и народу выдавали яичницу с китовым мясом. Сейчас яичницы не стало, закончилась ... обделенные сидели по углам зала, будто чего-то ждали. Гвидон увидел - среди обычных рядовых столов появился новый, бронзовый, а за ним - небольшая скульптурка, бронзовый же алкоголик, горестно подперевший голову, с пустым позеленевшим стаканом. Сейчас сбоку от этого алкоголика присела женщина в темном. Алкогольных напитков, конечно, здесь не наливали. Никакого вина сейчас не делали, вообще; никто не заморачивался подобным образом, не собирался возиться с его изготовлением. Незачем.
Гвидон взял тарелку еще оставшегося куриного супа и тоже присел за алкогольный столик. Напротив теперь - ярко накрашенная женщина с незажженной самодельной сигаретой. Перед ней - стакан с простой водой, как понял Гвидон. Она поднесла сигарету к губам и замерла, глядя на Гвидона.
"Надо дать прикурить", - понял тот, но ничего зажигающегося у него не было. Неопределенно пожал плечом. Куриный суп пахнул птичьим пером.
Непонятно откуда достав спичку, она закурила сама. На ее пальцах виднелись лиловые татуировки, которые не удалось рассмотреть.
- Ты Гвидон? - внезапно спросила она. - Похоже, забыл: мы переписывались в компьютере и договорились, что ты сегодня принесешь обкуренную курительную трубку. За сексуальные услуги. Я здесь уже давно сижу, жду.
Гвидон с хлюпаньем всосал кусок куриной кожи. Лицо сидящей напротив - правильное, с отчетливыми чертами, но при этом явно некрасивое. Фигура тоже какая-то непонятная.
Она напомнила одного из персонажей ролика "Палуба любви", причем персонаж этот в ролике являлся мужиком, мужским итальянцем, хозяином отеля на берегу, там Гвидон часто останавливался со своими красотками. Непонятная застольная дама оценивающе и, кажется, с раздражением осматривала зал. Гвидон расслышал, как она негромко запела что-то, какую-то незнакомую песню: "Женщины и карлики, дураки вы, что ли совсем..."
Помолчав, Гвидон сказал:
- В данных услугах уже не нуждаюсь. Я только что покинул одно место, мир неистовых любительниц жизни. Там сожительствовал сразу с множеством самых прекрасных блистательных женщин с наивысшими сексуальными возможностями. Были тела, много-много тел. Так было ОК, знаешь ли... Но в этом мире блаженных снов я запил.