— В своей тарелке. – с некой легкостью произнесла женщина, взяв небольшую сладость, которая так привлекла её своей кокосовой присыпкой.
— Как именно? – в психоанализе самым важным элементом являлось предоставление пациенту возможности говорить как можно больше, раскрывая тем самым столько деталей, сколько он себе и вообразить не мог, освобождая тем самым свою душу.
— Хорошей женой. Хорошей матерью. Счастливой. С утра я приготовила завтрак для семьи. Девочки и Джон были очень рады.
— Важно чувствовать себя полезной и нужной. – Клара сделала небольшие пометки о результатах их эксперимента, после чего сразу вернула свой взор на пациентку.
— Да.
— Пока Вы в таком настроении, поделитесь ещё одним воспоминанием о Томасе? Например, из детства. – Клара выстраивала очень медленно, словно звенья цепи, воспоминания Хелен о собственном сыне, она придерживалась теории, что нельзя делить свою память на хорошие и плохие моменты, всё должно быть в балансе, счастье и боль, иначе никак. Миссис Смит задумалась о том, каким же отрывком памяти поделиться на этот раз, ведь внутри было очень спокойно сейчас.
— Да, когда я родила Дженнифер, я очень волновалась, ведь целых три года у меня был только Томас, мой милый маленький мальчик. Жизнь была идеальной. Я не знала, как он отреагирует. Он не до конца понимал моё состояние во время беременности. – Хелен тихо рассмеялась от воспоминаний, как маленький Томас обижался и плакал, когда она уже была не в состоянии брать его на руки и гулять так, и как тут же успокаивался, когда Джон возвращался с работы и исполнял его волю. Их малыш сразу же крепко обнимал отца своими маленькими ручками и жаловался на маму, которая с ним не играла, а Джон всё это выслушивал с улыбкой, каким бы уставшим не был с работы, Томас спасал его душу от всех тех ужасов и крови, что он проливал ради своей семьи, а затем Джон убеждал его, что скоро у него появится братик или сестричка, с которым ему будет очень весело играть, которого он будет защищать.
— И как же он отреагировал?
— Я вернулась из больницы. Джон привёл Томаса в детскую. Томас даже не посмотрел на меня, он подошёл прямо к колыбельке и нагнулся над поручнем, чтобы посмотреть на свою сестру. Он повернулся к нам и сказал: «Смотрите, это моя малышка». – Клара встала со своего места и вручила миссис Смит бумажные платки, чтобы она могла утереть слезы, которые заполонили глаза. Доктор открыла форточку, чтобы Хелен могла дышать полной грудью, ей явно сейчас не хватало воздуха.
— Какое милое воспоминание. – отметила Клара, а женщина вытерла свои слёзы, после чего поднесла салфетку к губам, прижимая крепко к лицу, будто пытаясь спрятаться.
— Дженнифер сообщила мне о том, что Томас идёт на смерть. Она ворвалась на кухню, когда я готовила праздничный обед в честь Джона и сказала, что он какой-то странный. Я сразу же направилась за ним, он стоял на пороге дома и расписывался в бумажке, которую вручили мне. Я ничего не понимала. Последнее, что он мне сказал, так это то, чтобы мы с Джоном гордились им. А затем его забрали те люди в белых халатах. Я пыталась их остановить, но военные не позволяли мне и шевельнуться. Мой крик слышали все соседи, которые вышли посмотреть на то, как сына обергруппенфюрера Смита забирал отдел здравоохранения Великого Нацистского Рейха из-за разновидности мышечной дистрофии. – Клара наблюдала за Хелен, слегка склонив голову, она ощутила, как радость вновь сменилась болью, а самое главное непониманием и в какой-то степени даже ненавистью.
— До того, как встать утром с постели, я составляю в голове список того, что моим троим детям понадобится в школе за день. Потом я вспоминаю, что теперь у меня всего двое детей, а не трое. Я звала его, молила остаться со мной, но он меня не послушал, ушёл на смерть. – женщина убрала в сторону платок и попросила у доктора Освальд сигарету, которую та ей любезно предоставила. Они ещё избавились не от всех вредных привычек.
— Я слышала, что Вы пытались разузнать, как именно был убит Томас, миссис Смит. Зачем? – Клара также присоединилась к ней и зажгла их сигареты от спички, они обе стояли у окна, вслушиваясь в сильный ливень за окном, ощущая запах сырости с улицы, а также привкус горечи от сигареты внутри.
— Каждая мать имеет право знать, как был убит её сын. Мне даже не отдали тело. У Томаса нет могилы. Будто его никогда и не было на этом свете.
— Я с Вами полностью согласна, однако уверена, нет, убеждена, что это знание не принесёт Вам ничего, кроме как сильной агонии внутри. Мы с Вами прекрасно понимаем, какими методами Рейх исполняет свою генную политику. Оставьте эти затеи, миссис Смит, Томаса Вы этим не вернёте, только тревожите его душу этим на небесах. – Клара докурила свою сигарету и потушила остатки в пепельницу, проходя к собственному столу за леденцом, дабы перебить послевкусие во рту.
— Вы верите в Бога, доктор Освальд? – в Рейхе нынешнего времени это было настоящим преступлением, поэтому Хелен даже сначала не поверила ей. Но Клара достала из-под своей кофты крест, который носила, после чего сразу же его убрала.
— Почему это Вас так удивляет? – девушка взяла мятный леденец и положила к себе в рот, а затем с коробочкой подошла к миссис Смит, которая уже тоже прикончила свою сигарету.
— Если бы Бог был, он бы не допустил этой войны, этих смертей. Его нет. – Хелен с благодарностью приняла леденец и внимательно смотрела на маленькую девушку, которая убрала коробку со сладостями на стол и смотрела в окно, дождь начинал стихать.
— Мы часто сваливаем на него наши ошибки, миссис Смит. Бог даровал нам свободу выбора, за наши грехи мы расплачиваемся сами, здесь или после смерти, всему приходит конец.
— За какие же тогда грехи расплачиваюсь я?
— Нет безгрешных, миссис Смит. – на неё это сильно подействовало и она помрачнела, вспоминая их разговор с Джоном, когда та была беременна и у неё обнаружили сильное заболевание, Хелен должна была умереть, но Джон сделал всё, что мог, чтобы спасти её и малыша, так они и оказались в третьем Рейхе, во имя и ради славы которого её муж стал проливать кровь, очень много крови.
— Я просыпаюсь каждое утро и мне грустно, а ещё я злюсь. Это несправедливо. Конечно, я срываюсь, веду себя импульсивно. Я бы просто хотела повернуть стрелки часов назад и многое изменить. – Хелен прошла к дивану и вновь на нем расположилась, провожая Клару взглядом в её кресло.
— Нам всем есть о чем сожалеть. Словах, что мы не сказали, минутах, что не прожили, действиях, которых не совершили. Человек полон раскаяний. Такова наша суть. Но знаете, не будьте так строги к себе. Ваши требования к себе слишком завышены, поэтому, когда Вы порой не в силах их исполнять, Вы впадаете в сильную апатию.
— Просто я так устала. – Хелен спрятала лицо за ладонями, а тем временем Клара присела назад в своё кресло, закинув одну ногу на другую.
— Сколько Вы спите, миссис Смит? – отсутствие сна было одним из побочных действий чрезмерной тревоги, но выписывать ей успокоительное, а тем более снотворное она была не намерена. У доктора Освальд были свои способы воздействия на пациентов.
— Ох, на этот вопрос трудно ответить.
— Ваш супруг не даёт Вам спать по ночам? – такой неожиданный, но холодный вопрос заставил Хелен опешить, отчего она сразу вся напряглась, пытаясь собраться с мыслями.
— Что? Нет. Я… Мы… У нас не было влечения со времён… - от сильного смущения Хелен покраснела и прижала ладонь к губам, сдерживая улыбку, что заставила содрогнуться её уста.
— Вы не думали о том, чтобы возобновить интимные отношения с мужем? Поймите меня правильно, потеря желания встречается нередко, но, я настоятельно рекомендую Вам проявить интерес к этому. – женщина замолчала на некоторое время, погружаясь полностью в своё подсознание. В последний раз они с Джоном были вместе до того, как он сообщил ей о болезни Томаса. После этого им было совершенно не до этого. Она отчётливо помнила все события, которые привели к гибели её маленького мальчика, что сводило её в какой-то степени с ума, ведь человек должен забывать, такова его природа, он не может жить со знанием всего. Тот вечер, когда она в темноте сидела в гостиной их дома после того как провела весь день с Элис, которая была полностью опустошена внезапной смертью абсолютно здорового своего супруга, по совместительству являющегося доктором их сына. Тогда Хелен и узнала, что это Джон убил его, как он уверял её в том, что всё, что он делал, он делал на благо семьи и чтобы их дети были в безопасности. Сделал он это чтобы спасти Томаса, у которого обнаружили неизлечимую болезнь, доктор Адлер собирался доложить об этом, чего Джон не мог допустить. Именно тогда она впервые ощутила страх того, что Рейх заберёт и убьёт её сына, отнимут у них их сына из-за его ранга, иначе бы они забрали их малышек. Джон же уверял её, что никто не заберёт их сына, он этого не позволит, но ему нужно её доверие. И она поверила ему, полностью, согласилась даже на его безумный план по спасению их сына. Просветительская экспедиция в Южную Америку. Они должны были отпустить их сына вместе с классом. Томас должен был полететь в Буэнос-Айрес. А оттуда он отправился бы встретить других из экспедиции, но он не смог бы с ними встретиться, потому что где-то в предгорьях Анд его похитили бы семиты. Для всего мира это выглядело бы как террористический акт высокого профиля, но с Томасом всё было бы хорошо. Он был бы в безопасности. Он смог бы прожить десятилетия. Так ему было бы комфортно, он был бы в безопасности, и никто не смог бы добраться до него. Джон должен был лично возглавлять поиск его и его похитителей. И Хелен, конечно, скорбела бы, как и он. И на публике они не бросили бы попыток вернуть своего сына домой. Но, в конце концов, они потерпели бы неудачу. Это был единственный путь. Безумный план, по которому бы она никогда больше в жизни не увидела бы своего маленького мальчика, хоть Джон и говорил ей иное, конечно, она знала, что он лгал. Но жизнь распорядилась иначе. Их плану не суждено было реализоваться.