Подготовкой, планированием и проведением этих действий руководил Корнилов.
Практические плавания кораблей за пределами Севастопольского рейда начались с 11 мая 1854 г. Сначала в плавание выходили лишь фрегаты, бриги и пароходы, но с 15 мая совместно с мелкими судами стали выходить и линейные корабли. В июне «приказом Корнилова весь линейный флот, базировавшийся на Севастополь, был разделен на четыре эскадры, каждая из которых состояла из трех линейных кораблей. Эскадры поочередно проводили плавание, где по установленной программе совершенствовали боевую подготовку экипажей. Эти плавания закончились лишь во второй половине августа. В своем приказе от 18 августа Корнилов писал: «Удовлетворительное состояние морских работ на кораблях дает возможность прекратить ежедневный выход корабельного отряда для крейсерства в виду Севастополя... Объявляя о сем прекращении крейсерства корабельных отрядов, я «пользуюсь случаем, чтобы объявить флагманам, командирам, офицерам и командам признательность начальства за то усердие, с которым корабли в продолжение трех месяцев поддерживали крейсерство»130.
Направляя корабли в плавания и руководя самыми различными отраслями управления Черноморским флотом, Корнилов не упускал из виду заботу о личном составе флота и строго взыскивал с тех начальников, которые не инте-ресовалисъ удовлетворением нужд подчиненных, не являлись примером для них в своей деятельности. Весной 1854 г. он заметил, что выделенные для береговых работ офицеры с кораблей сели в шлюпки, закутавшись в шубы. Тотчас же по кораблям был объявлен приказ Корнилова: «На многих гребных судах офицеры сидели закутанными в шубах, вероятно, полагая, что, будучи назначены в партии для береговых действий, управление шлюпкой до них не касалось. Прошу командиров: офицеров с такими жалкими понятиями о службе посылать на шлюпках не иначе, как для черновых работ, где их взгляд на свои обязанности вреда делу причинить не может»131.
В начале лета на флоте увеличилось число больных на кораблях. Для выяснения причин этого Корниловым была назначена комиссия во главе с В. И. Истоминым. Комиссия установила, что на некоторых кораблях матросы спят не в подвесных койках, а прямо на палубах, что явилось одной из основных причин увеличения заболеваемости. В связи с этим Корнилов издал приказ, в котором писал: «Я вынужденным нахожусь напомнить командирам судов, что таковое несоблюдение правил морской жизни, заведенных с давних времен всеми нациями, отнесено будет начальством к неспособности к командованию, ибо нераспорядительность или беспечность в отношении к сохранению здоровья команды не должна быть ничем извиняема»132.
Высокое мастерство экипажей кораблей Черноморского флота позволило в условиях сложной боевой обстановки проводить не только практические плавания, но и активную борьбу с вражески ми кораблями. В течение всех летних месяцев 1854 г. под Севастополем происходили неоднократные столкновения русских и англо-французских судов. Как только к главной базе приближались неприятельские пароходы, навстречу им выходили русские паровые корабли. Эти встречи всегда оканчивались отходом противника.
В боевых столкновениях и практических плаваниях неуклонно совершенствовалась тактика парового флота. Г. И. Бутаков впоследствии в своей знаменитой книге «Новые основания пароходной тактики», положившей начало тактике парового флота, относил зарождение первых элементов этой тактики именно к периоду 1854 г. «По поручению адмирала Корнилова, — отнеал Бутаков в своей книге, — я составлял в 1854 г. краткие эволюции для пароходного отряда Черноморского флота»133.
Одной из замечательных страниц в истории молодого парового флота явились рейдерства русских пароходов на дальних коммуникациях противника в условиях его господства на морс летом 1854 г. В исключительно сложных условиях Корнилов организовал и тщательно подготовил эти первые в мире действия паровых рейдеров, о которых в то время сообщалось в прессе многих зарубежных стран.
Пароходо-фрегаты «Владимир», «Эльборус», «Тамань» смело выходили из Севастополя, достигали Синопа, Босфора, Варны, производили там разведку сил противника, уничтожали его транспортные корабли, срывали неприятельские перевозки на важнейших коммуникациях и наводили страх на шкиперов «противника. «Воображаю, — писал один из участников похода, — какие ужасы ходят в Константинополе о нашем (первом) партизанском набеге и с какими прибавлениями и украшениями передаются эти новости из уст в уста!»
Разрабатывая план каждого выхода паровых кораблей, Корнилов, естественно, прекрасно сознавал мизерность русского парового флота и проистекающую отсюда ограниченность задач, которые можно было ставить перед рейдерами. «Стесняет нас только недостаток пароходов, — писал он, — приходится или терпеть подобно одесскому оскорблению (имеется в в-кду нападение врага на Одессу.— Я 3.) или ставить на карту последние ресурсы. Сердце раздирается, а пособить нечем»134. Внимательно следя за каждым пароходом, Корнилов не мог не беспокоиться за успешность их плавания в условиях многократного превосходства противника, тем более что для Черноморского флота было важно сохранить каждый пароход. Во время одного из выходов «Эльборуса» под командованием А. Попова Корнилов писал: «Меня начинает беспокоить Попов, если он вышел. В тумане легко набрести на сильного неприятеля и трудно попасть в свой порт, особенно с компасами «Эльборуса». Конечно, важно пугнуть их в тылу, но не менее важно сохранить суда наши до благоприятного времени в целости»135136137.
Никакие трудности не останавливали черноморских моряков. Бутаков, например, отмечал: «Владимир» делал кампанию 1854 г., беспрерывно рискуя вдали от своих портов остаться без движущей силы или, по крайней мере, без значительной части ее. Только глубокое практическое знание и опытность русских инженер-механиков могли поддержать их (котлы и машины)... Можно с уверенностью сказать, что ни один из английских механиков, бывших в нашей службе, не сумел и не решился бы плавать с ними»*.
Действия русского флота были скованы как ограниченным числом паровых кораблей, так и недостатком топлива для них. Несмотря на то, что в военное время угля требовалось больше, интендантство запланировало его на 1854 г. вдвое меньше, чем было в 1853 г. Первым забил тревогу Корнилов. Еще в феврале 1854 г. он писал в Черноморское интендантство: «Дело доставки антрацита для нас теперь одно из самых важных». Однако исправить создавшееся положение было очень трудно, так как добыча угля в стране была мизерной, а поступление импортного угля (в основном английского) сократилось. В результате этого уже зимой 1854 г. командование флота вынуждено было ограничивать отпуск угля пароходам, что, естественно, прямо сказывалось на эффективности нх боевого использования.
Из месяца в «месяц Корнилов настаивал на резком улучшении топливного снабжения. «Будет ли у нас уголь — антрацит? — писал он адмиралу Метлину в мае 1854 г. — Нельзя не выказывать признаков жизни, а всякое разведение паров уменьшает имевмый запас». Недостаток в угле вынуждал сокращать рейсы пароходов между Севастополем, Николаевом и Одессой, не говоря уже о дальних крейсерствах в район Босфора, Синопа или Варны. Не раз бывало, что пароходы не выходили из Севастополя только из-за экономии угля. 23 июня, например, на горизонте показался паровой корабль противника, но «мы, — писал Корнилов, — наших (пароходов) преследовать не посылали: жаль тратить уголь» . В таких условиях протекала боевая деятельность первых русских паровых кораблей.
130