Граф Строганов, видимо довольный, молча поклонился.
Граф Валуев: „Ваше Императорское Величество, не изволите определить состав комиссии? Или, может быть, Вашему Императорскому Величеству угодно будет определить его впоследствии?“
Государь: „Да (вставая). Мы можем окончить заседание. Благодарю вас, господа. (Обращаясь к Лорис-Меликову.) Граф Михаил Тариелович, я должен поговорить с вами. Пойдемте ко мне“.
Заседание окончилось в 4 часа 45 минут. При разъезде Валуев подошел к Абазе со словами: „J'espere que voux etes content de moi“ – „Parfaitement. Mais je n'en dirai pas autant de votre eleve“ (разумея Макова), „c'est un laquais“. [„Надеюсь, что вы были мною довольны“. – „Вполне. Но я не сказал бы того же о вашем питомце (разумея Макова); это – лакей“. – фр.].
Возвратясь домой, я немедленно начертил себе план стола, означив имена сидевших и порядок, в котором говорились речи. Затем против каждого имени я тут же набросал сущность сказанного и отметил даже наиболее рельефные выражения. После обеда, несмотря на усталость, я тотчас же принялся за подробное изложение (на особых листах) всего бывшего в заседании и не отрывался от этого дела до поздней ночи. Однако мне не удалось окончить все за один раз. Я употребил на это дело еще целых два вечера. В эту книжку я внес составленное таким образом изложение, по обычаю своему, летом.
В заседании я следил за всем с таким напряженным вниманием, что у меня осталось в памяти едва ли не каждое слово. Льщу себя надеждою, что изложение мое почти фотографически верно».
За проект Лорис-Меликова высказалось большинство, и вроде бы автору можно только радоваться столь осязаемой победе. По окончании заседания император, попросив Лориса задержаться, дал всем понять, что министр внутренних дел по-прежнему остается первым среди прочих. Комиссия? Что ж, жалко, конечно, что вместо мгновенного всемилостивейшего подписания указа придется ждать, что решит эта самая комиссия, как она обкорнает и без того куцую реформу, но соотношение сил все равно не в пользу ретроградов. Всего пятеро против десяти при нейтрально-положительной позиции осторожных великих князей.
Нет, не радовалось министру внутренних дел. Логика торжествовала викторию, интуиция горько переживала конфузию. Интуиция никогда не обманывала графа, и стоило ему под давлением здравого рассудка или обстоятельств переупрямить едва-едва выразимое в словах предчувствие, застигала врасплох катастрофа.
А по Петербургу – сперва по салонам, потом по редакциям – странные пошли слухи. Будто бы «конституционная партия Лорис-Меликова и Абазы» (так их величали в иных домах) потерпела сокрушительное поражение, что государь и слышать не хочет ни о каких созывах выборных от земств и городов, что Лорис уже подал в отставку, а на его место прочат чуть ли не Победоносцева. Из других же салонов сообщались «абсолютно достоверные» сведения о том, что проект, слава Богу, прошел, осталось согласовать две-три закорючки… Умы, как водилось всегда на Руси при смене власти, были в полном смятении.
Слухи, гулявшие по столице, выражали явные крайности и, как всякие крайности, еще больше вызывали любопытства и преувеличений. Обе версии, понимал Михаил Тариелович, ему невыгодны. Выгодна только правда. Да только как ее выскажешь, как преподашь?
«Щи сегодня отменны. Вот что значит повара держать, а не кухарку! Пахом, пока не запьет, просто чудеса творит. Всего и делов-то – из квашеной капусты щец соорудить. Нет, братец, шалишь – Пахом со ста кадок капустку отведает, прежде чем в суп ее допустить. И говядинку не всякую в кастрюлю опустит. Чародей, да и только», – размышлял Василий Алексеевич в ожидании тетерки. Пока переменяли блюда, Василий Алексеевич успел подумать вот о чем. Обыватель полагает, что журналисты, властители дум только о том и помышляют, что о перспективах конституционного управления в Европе и России, о коварных замыслах Бисмарка, несчастном младшем брате – русском народе и т. д. А властитель дум за обедом думает себе исключительно о самом обеде. О народе и судьбах империи он отдумал свое с утра, пока не принесли гранки завтрашнего номера и глаз не уперся в ошибку в заголовке. А там пошла такая кутерьма, что не до судеб российских: хозяин типографии, старый жулик, такой счет выставил, что глаза на лоб полезли, в Цензурном комитете придрались к фразе, которую дурак-цензор просто не понял, заметка о событиях в Болгарии оказалась ни к черту не годной и надо что-то придумывать, чтоб заполнить пустоту… И так до самого вечера.
Ну вот и тетерочка! Черт побери, та же курица, если разобраться, но какой аромат! И привкус, особенно у кожицы хорошо прожаренной. А Пахом нынче в ударе, до золотца прожарил. Василий Алексеевич вонзил зубы в дичь, и сок брызнул на салфеточку… И вздрогнул от резкого звонка. Вот тебе и тетерочка. Слуга доложил, что приехал чиновник от графа Лорис-Меликова.