Уйдя в отставку, Лорис-Меликов намеревался писать мемуары, но, начитавшись воспоминаний своих современников о том, что видел собственными глазами, понял, что и его перо не будет свободно от пристрастий, и оставил это занятие. Лишь в 1886 году, когда в Петербурге на торжествах по случаю открытия памятника героям русско-турецкой войны 1877 – 1878 годов великий князь Михаил Николаевич даже имени командующего Кавказским корпусом не упомянул, разобиженный герой Карса написал длинное письмо своему другу по добровольному изгнанию доктору Николаю Андреевичу Белоголовому с изложением основных событий тех лет. И в записной книжке посвятил этому немало строк.
Впрочем, еще в начале своего затворничества, осенью 1881 года, когда в печати, главным образом реакционной, на его голову полились помои, он попытался в письме своему верному другу последних лет А. А. Скальковскому подвести краткий итог своей государственной деятельности.
«В письме Вы сообщаете также, что в среде враждебных мне людей и праздных болтунов нередко слышатся толки: „Что же Михаил Тариелович сделал?…“
1) Прежде всего и главнее всего укажу на то, что с февраля 1880 г. – времени вступления моего в должность главного начальника, началась, если можно так выразиться, новая эра для земского и городского самоуправления. Учреждения эти, как многое кое-что другое, вздохнули свободнее, и прекратились то неумолимое преследование и презрение, которым они подвергались в течение многих лет. Начало это неотъемлемо принадлежит мне, и никто отнять его у меня не может…
В исходе 1880 г. я представляю уже Государю Императору записку, Вам известную, о пользе и неизбежности привлечения общества, чрез своих выборных, к участию в разработке законопроектов, касающихся местных нужд и хозяйства. Записка удостаивается одобрения (за исключением привлечения к окончанию работ Комиссии от 1015 лиц из числа выборных в Государственный Совет) и передается на рассмотрение особого совещания, которое выражает также свое полное согласие. Наконец, на журнале этого совещания 1 марта положена собственная резолюция Государя Императора „исполнить“…
Таковы ли были доклады моих предшественников, не они ли старались убедить Государя, что всякий судебный чин, профессор, учитель или служащий в общественных учреждениях есть несомненный нигилист или поощритель его? Разве не так было? Ликующие друзья мои болтают песни, что у меня не было никакой программы. Программа здесь вся налицо, и я ни на шаг не отступал от нее, несмотря на все трудности и каверзы, которые испытывал на каждом шагу.
Какую же нужно иную программу?
Продолжаю далее.
2) После двухмесячных трудов и усилий удалось, наконец, достигнуть смены графа Толстого, этого злого гения русской земли. Радость была общая в государстве… Личность эта, стоявшая в продолжение целых 15 лет во главе одной из важнейших отраслей государственного управления, сотворила более зла России, чем все остальные деятели, даже вместе взятые.
Если случайно занесенный к нам нигилизм принял столь омерзительные формы, то в заслуге этой пальма первенства бесспорно принадлежит графу Толстому. Жестокими, надменными и крайне неумелыми приемами он сумел вооружить против себя и учащих, и учащихся, и самое семью. Отвернулось, таким образом, все общество, за весьма редкими исключениями, от государева министра, и это чувство недовольства оно стало переносить от министра к правительству…
3) В начале 1880 г. прекратился антагонизм, существовавший между администрацией и судебным ведомством…
4) Отмена налога на соль, разрешение постройки Баскунчакской солеварной и Криворожской ж. д., да притом правительственным способом, последовали по моим стараниям.
5) В начале 1880 г. прекратилась повсеместная, за исключением злосчастного Кавказа, огульная раздача казенных земель. Думать надо, что это не было явлением случайным.
6) Испрошенная ревизия четырьмя сенаторами нескольких губерний и преподанная им особая инструкция служила ясным выражением, что правительство намерено отныне фактически контролировать и согласовать действия местных учреждений и лиц. Инструкция требовала от сенаторов обильных материалов для обсуждения и рассмотрения таковых в приготовительной и общей комиссиях совместно с самими сенаторами.
7) Некоторая свобода, предоставленная с прошлого года нашей прессе, послужила поводом к наиболее ожесточенным на меня нападкам со стороны претенденткой нашей аристократии, разных фрейлин вкупе с Победоносцевым и К°. Наветам и сплетням, доходившим неоднократно до Государя, не было конца…