Он широко улыбается, обнажая ослепительно-белые зубы. Я быстро-быстро моргаю.
— Да ну, не верю! — Он качает головой. — Как ты можешь бояться «Кошек», когда твой любимый мюзикл — про парня, который режет людей и делает из них пирожки?
— Ну потому что это охренительный мюзикл, — закатываю глаза я. — А в «Кошках» актеры криповые, бр-р-р. Катаются по сцене в своих дурацких трико и пытаются выскочить в зал, чтобы трахнуть твою ногу. Это не мое. Держите свое актерство при себе и играйте, пожалуйста, на сцене.
— Ну не знаю. — Он пожимает плечами. Его кожа снова касается моей. Едва ощутимо, но я-то чувствую. Не могу не чувствовать. — По-моему, звучит круто. Типа ты — часть искусства.
— Нифига не круто. — Я внутренне содрогаюсь, вспоминая, как отец и папа взяли меня с собой на этот ужас. Мы ходим на бродвейские шоу каждое лето, когда навещаем моего сводного брата Дейва, но то лето, мягко говоря, нехило подкачало. — Поверь мне, если актерам так уж необходимо выходить в зал, то лучше бы они это делали как в «Короле Льве». Это в тысячу раз круче.
— Ты что, обсираешь творение самого, как его там, Уэббера? — Он картинно ахает. — Погоди, погоди. Мы что, в альтернативной вселенной?
— Ой, заткнись, — бурчу я, пока он хохочет. — Музыка в «Кошках», конечно, охренительная. Вот только я хочу следить за тем, что происходит на сцене, и не отвлекаться на взрослого мужика, трахающего мою ногу.
Он открыто разглядывает мое лицо и улыбается. Майлз улыбается чаще всех, кого я знаю. Нельзя сказать, что при виде меня его лицо озаряет улыбка, потому что он всегда сияет. Именно поэтому мне очень легко убедить себя, что я ему нравлюсь.
Будь он мудаком, возможно, было бы легче. Когда он здесь только появился, я думала, что он будет до меня докапываться, но за все это время он ничего плохого не сделал. Он ни с кем не развлекается в кладовке с реквизитом и всегда готов помочь, если что-то нужно сделать. Пожалуй, единственная проблема в том, что он ведет себя как приличный парень, а не обжимается со мной где-нибудь у стены.
— Ну так что? — Я и не заметила, как он пододвинулся ближе. Так близко, что, когда он говорит, я чувствую на щеке его дыхание. — Если мюзикл дня не «Кошки», то что?
— Ах да. — Я придвигаюсь ближе. Его губы чуть заметно подрагивают. — Ну, мне нравится «Аида». Это про нубийскую принцессу, которая попадает в рабство и потом влюбляется в Радамеса, начальника дворцовой стражи египетского фараона.
— Ничего себе. — Он моргает. — Это Уэббер?
— Нет, — говорю я. — Вообще-то Элтон Джон.
— Элтон Джон, и всё? — Он приподнимает бровь. — Ты уверена?
— Не, ну там еще Тим Райс. — Я стараюсь сдержать улыбку. — Он вместе с Уэббером работал над «Эвитой», например.
— А, ну да. — Майлз качает головой. — Ты же без ума от Уэббера.
— Это не Уэббер! — Я пихаю его в плечо. — Уэббер и Тим Райс — два совершенно разных человека!
Он усмехается и снова мотает головой, но я продолжаю:
— Так что это не считается. К тому же моего любимого «Суини Тодда» сочинил Сондхайм.
— Ну да,конечно. — Он хлопает руками по джинсам и качает головой, как старик. — Да ладно, Симона. Можешь говорить все, что хочешь, но я тебя уже хорошо знаю.
В груди что-то по-дурацки трепещет. На уме лишь одно — как я хочу его поцеловать, но не могу, если ему не нравятся девушки.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не запустить руку в свои волосы. Лидия бы точно знала, что сказать. Вот что бы она сказала?
— Слушай. — Я прочищаю горло. — Я тут подумала… Мои подруги, в общем, они сопрезидентки Альянса геев и гетеросексуалов. Ты на собрание сегодня не идешь?
— Э-э. — Он морщит лоб. — А надо?
— Не, ну в смысле… — Я замолкаю. Блин, понимание и эмпатия — та еще сложная хрень. — Я пару раз была на их собраниях. Там круто и можно пообщаться с такими же, как ты. Я просто подумала, что тебе…
— Подожди, — перебивает он. — В каком смысле «с такими же»?
О боже. Мне ему правда придется все разжевывать?
— Ну, это… — мямлю я. — Альянс геев и гетеросексуалов. Там есть и другие геи. В смысле натуралы там тоже есть, но я ручаюсь, что квиры представлены адекватным образом, и…
— Симона. — Его рука мягко опускается на мое плечо. Я смотрю ему в лицо. Похоже, он пытается скрыть улыбку… Почему он смеется? — Я… По-моему, ты ошиблась.
У меня уходит секунда, чтобы понять, что он сказал.
— Ой, — говорю я, — ты… не гей.
— Нет, — качает он головой, — я не гей.