— Фу, бл…
— Блин. — Отец делает страшные глаза. — Ты же «фу, блин» собиралась сказать, да?
— Угу, — бурчу я, убирая за ухо короткую прядь волос. По идее, отец — бывший католик, но на самом деле он гораздо религиознее, чем готов себе признаться. — Я собиралась сказать «блин». Господи, ты вообще меня знаешь?
Улыбаясь, медсестра проделывает все обычные процедуры: измеряет давление и пульс. Спрашивает о моем менструальном цикле и сексуальной активности. Я пытаюсь притвориться, что отец не стоит рядом.
— Как хорошо видеть такие близкие отношения между папой и дочкой, — говорит она, прижимая медкарту к груди. — Моя от меня ни на шаг не отходит. Хотела бы я ее оставить с отцом, да куда там.
— А у меня нет мамы. — Я пожимаю плечами. — Так что и выбора особо нет.
Папа снова делает страшные глаза, но выражение лица медсестры того стоит. Она покрывается густыми красными пятнами, будто только что нечаянно пнула щенка, и начинает отступать к двери медленными большими шагами.
— Извините, — выдавливает она, качая головой. — Вот… рубашка, переодевайся. И не забудь снять бюстгальтер. Доктор Уокер скоро придет.
— Симона, это было невежливо, — укоряет отец, как только за ней закрывается дверь. — Она не обязана знать всю нашу историю.
Это звучит так официально. Вообще, понятно, что наша семья может кого угодно запутать. Начнем с того, что я не похожа на своего отца. Хоть у него и смуглая кожа, цвета темного песка, сразу видно, что у меня — черная, на несколько оттенков темнее, чем у него. Уверена, все думают, что я похожа на маму, еще и это обручальное кольцо у него на пальце. Отец не совсем еще вышел из шкафа. Мне кажется, он и не говорит никому о папе. Пока совсем не припрет. А вот папа рассказывает всем, кто готов слушать. Этим они отличаются. Просто хочется, чтобы от отца все отстали и чтобы он не чувствовал, что ему нужно прятаться.
— Но и додумывать совсем не обязательно, — заявляю я и ухожу переодеваться за шторку. — Как там у папы любимое: пусти уши в люди, всего наслушаешься?
— Да знаю я, знаю. С каждым разом все хуже, — вздыхает он. — Какие там у тебя к врачу вопросы?
— Я спрошу, можно ли мне заниматься сексом. — Я натягиваю рубашку на голову, чтобы не видеть его неловкость. — И про разрыв девственной плевы. И еще про беременность.
— Не вижу ничего смешного, как ни странно…
— А тут ничего смешного и нет. — Я тяну рубашку вниз и, отдернув шторку, грожу ему пальцем. — Ничего смешного в сексе, особенно когда он со мной.
Его лицо смягчается:
— Симона…
— А, знаменитая Симона! — В кабинет влетает высокая белая женщина с ярко-рыжими волосами. — Твой отец столько о тебе рассказывал. Когда мы виделись в прошлый раз, ты была еще совсем малышкой, только-только научилась ходить!
Доктор Уокер меня знает, а я ее совсем не помню. Я натянуто улыбаюсь. Сдается мне, что она вовсе не такой близкий друг семьи, каким пытается казаться. Наверное, это и не важно. Я же не собираюсь стать ее лучшей подругой. Мне просто нужно, чтобы она ответила на мои вопросы.
— Ну что, Симона. — Она складывает руки на груди. — Доктор Хан направила тебя ко мне, потому что я вела и других пациентов с ВИЧ-инфекцией, у меня есть в этом опыт. Можешь задавать мне любые вопросы, и я постараюсь на них ответить.
Воу, сразу к делу! А она не из тех, кто ходит вокруг да около.
— Допустим, я хочу заняться сексом. — Подражая ей, я закидываю ногу на ногу. Больничная рубашка собирается складками. — Презерватива будет достаточно? И как быть, если секс с девушкой?
— Ну, во-первых, если речь идет о вагине, то есть фемидомы и латексные салфетки. — Она откидывается на стуле. Надо отдать ей должное, на эти вопросы она и бровью не повела. — Но нужно учитывать, что вирус передается при обмене определенными биологическими жидкостями, такими как кровь или сперма.
— Стоп, подождите, — вмешивается отец. — Симона, ты же знаешь, что лучшая профилактика ВИЧ — воздержание. Радость моя, мы же с тобой об этом говорили.
Мои щеки вспыхивают. Вот еще почему я не хотела идти вместе с ним — чтобы я могла без фильтра задать вопросы и получить ответы. И что хуже всего, я знаю, что он прав: воздержание — это единственный способ быть абсолютно уверенной, что я не передам вирус. Мне это с тринадцати лет вдалбливали в голову. Уже как рефлекс.
Но это не значит, что я не могу хотеть секса. В последнее время он постоянно у меня на уме. Не в том смысле, что я прямо выискиваю, с кем бы заняться сексом, а просто ловлю себя на мысли, что хочу. Хочу смотреть на кого-то и любить, так же как и другие.