- Постараюсь, - смутился Астахов. - Не боитесь, что Лизонька вашего поэта до вечера со всеми его рифмами проглотит и выплюнет?
- Я его предупредила, но пусть для него это будет первое боевое крещение. Я же на работу его наняла, а не на покой.
- И зачем вы ее держите?
- Сама себе удивляюсь, Михалыч. К ней привыкаешь, как к яду в малых дозах.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Охранник Володя понравился Словцову с первых же минут. Есть такие люди: от них на всю округу веет природным добродушием, они жизнерадостны и подчеркнуто вежливы. Внешне он ничем не напоминал суровых верзил, охраняющих тела. Напротив, имел телосложение аскета, зато весьма цепкий взгляд, и для него не осталось незамеченным, что Павел глянул на него с некоторым сомнением.
- Да, я не мастер спорта по бодибилдингу или вольной борьбе, - приветливо улыбнулся он, - я только чемпион России по пулевой стрельбе.
- А я - Павел Словцов - вообще никто. На сегодняшний день - официальный друг Веры Сергеевны, - реабилитировался поэт.
- Ну, это уже немало. А для меня это вообще все.
Они сели в машину. И уже в салоне охранник протянул руку:
- Меня зовут Владимир Среда...
На вид ему было лет тридцать. Выглядел он скромно, был не коротко, но аккуратно подстрижен.
- Среда?..
- Да, это не кличка, фамилия. Мама с детства говорила: будешь, Володя, ты у нас посередине. Так и получилось. Кажется, что посередине должно быть этакое состояние покоя, а получается - стоишь в толпе, давят со всех сторон сразу, если слабый - раздавят и забудут. Даже тем, кто впереди, проще. На них, если давят, только сзади или снизу, потому у них только один путь остается - вперед или вверх. А вот последним иного не остается - только давить. Хотя, если пораскинуть мозгами, они из эгоизма своего, из зависти давят, а то и от тупости. У них-то путей в три раза больше. Просто повернулся на сто восемьдесят градусов, и целый мир перед тобой, а не спины более удачливых граждан.
- Целая философия получается, - задумался Словцов, - «отфамильная». Я, выходит, из тех последних, из тех, кто догадался повернуться на сто восемьдесят...
- Во-во! Еще только успел повернуться, а уже столкнулся лицом к лицу с первыми. Вроде как круг получается...
- М-да... Это первое лицо мне понравилось.
- Вера Сергеевна? Красавица и умница!
- «Комсомолка, активистка, понимаешь», - улыбнулся Павел, цитируя известную кинокомедию.
- Щас вас там Лиза встретит...
- Предупрежден.
- А, ну тогда, значит, шока не будет, и я могу не оставаться у ворот в ожидании, что через минуту вы с сумками выкатитесь на улицу и помчитесь в аэропорт.
- Вдруг с сумками выскочит незабвенная Лиза, - напыжился Словцов.
- Вот это вряд ли. Уж если ее Шахиня, простите - Вера Сергеевна, не может выставить...
Словцов ухватился за новую цепочку знаний.
- «Шахиней» Веру Сергеевну все подчиненные зовут?
- Нет, в основном охранники и водители, по большей части мужская составляющая коллектива.
- Это связано с какими-то ее особенностями, манерами?
- Да нет. Просто однажды к ней сватался один богатющий и влиятельный кавказец. Так он все называл ее «шахиня моя». Привез с собой роту нукеров, целую гостиницу заняли и доставили массу неприятностей ОМОНу своим непосредственным поведением.
- И она ему отказала?
- Ага, она-то «Шахиня», а он бывший тракторист совхоза «Красная Гора». Обычный алчный самец. Образование - три класса, хотя считать умеет до нескольких миллионов. Приехал с полной уверенностью, что Вера кинется к нему в объятья, а город превратится в его аул.
- А вы, Володя, судя по речи, вовсе не по мишеням учились.
- Будете смеяться. Я окончил музыкальное училище по классу фортепиано, а потом еще исторический факультет университета. Правда, по полученным специальностям мне работать не приходилось. Ребята ко мне часто прикалываются: что ты нам Бетховена, ты нам «Мурку» слабай!
- А можете Бетховена?
- Да могу, конечно, хоть и сажусь за инструмент редко. Мечтал в ансамбле играть, но мне тренер по стрельбе сказал, что я одним указательным пальцем любого Баха разбабахаю. Да и выбора особого не было... Сессии сдавал в тире.
- А я вот и не выбирал ничего. Стихи писал. Даже несколько книжек вышло, - признался Павел.
- Круто.
- Да ничего особенного. Кому теперь нужны стихи?
- Не скажите! Вот я своей Светланке признавался в любви в том же тире. Семьюдесятью пулями написал: я тебя люблю. А она мне так, будто каждый день такое видит: а стихами можешь? А стихами я не могу. Вот такая проза жизни.