Евангелие Павел открыл, как многие тогда, потому что стало можно. Открыл, чтобы восполнить пробел в знаниях, которые раньше пополнял с помощью Достоевского и Лосева, энциклопедии «Мифы народов мира» или «Настольной книги атеиста». Преодолев родословную Иисуса Христа у Матфея и читая все дальше и дальше, он вдруг начал чувствовать, не понимать даже, а именно чувствовать, что верит. Происходившее с ним, несомненно, было чудом прикосновения. Разум же, точно компьютер, искал аналогий и не находил их, оставляя единственное решение: если это написано человеком, то продиктовано Богом. Вместе с верой пришло осознание собственного несовершенства, порочности, а затем раскаяния. Когда он в первый раз заплакал над страницами Евангелия, к нему подошла Маша и попросила читать вслух.
Во время Крещения в храме Михаила Архангела у него уже не было никаких сомнений, потому и привел с собой еще сомневающихся жену и пятнадцатилетнюю дочь Веронику. Во время таинства несколько раз чувствовал какую-то необъяснимую тяжесть, желание быстрее закончить, выйти на воздух, но когда все вместе читали Символ Веры, душа вдруг распахнулась, дышать стало легче, окружающие люди стали близкими, как родственники. И в словах: «Чаю воскресения мертвых, и жизни будущего века», открылся вселенский глубинный смысл происходящего.
Но слишком поздним было открытие простых и светлых истин Нагорной проповеди. Не совсем верно в отношении евангельских истин говорить «поздним», ибо поздно не бывает никогда, а через веру чудеса и счастье в земном его понимании не сыплются. Поздним в том смысле, что их надо закладывать в раннем детстве, что позволит ребёнку правильно ориентироваться в мироздании.
Мир Словцовых дал трещину тогда, когда этого меньше всего ждали. Летом следующего года Вероника улетела в Америку, так как училась в новомодной школе с углубленным изучением иностранного языка и экономики. За счет каких-то подозрительных фондов российские школьники разъезжались по разным странам за умом-разумом, как когда-то при Петре боярские дети. Из Штатов вернулись все, кроме красавицы-доченьки Вероники. Она добровольно осталась там под патронажем каких-то странных общественных организаций, гарантирующих талантливой девочке дальнейшее обучение в США, а точнее, в связи с тем, что на нее положил глаз какой-то молодой миллионер. При этом она позвонила оттуда и полчаса втолковывала родителям, что это ее решение, что не следует ограничивать ее в правах... И Павел с горечью осознал, что оттуда звонит не его дочь... Даже голос казался каким-то чужим, «зомбированным». Первое, что он хотел сделать, собрать деньги, полететь за океан, образумить дочь, но тут вдруг на стороне Вероники выступила Маша.
- Павел, надо успокоиться, не пороть горячку, а вдруг наша девочка сможет научиться жить лучше, чем мы? «Что мы дадим ей здесь?»
- Дура ты! - взорвался Словцов, оскорбив жену в первый раз в жизни. - Мы ей самого главного не дали! «Что мы дадим ей здесь?» - передразнил и еще раз уверенно и осознанно повторил: - Дура ты, Маша, у тебя ребенка украли, а ты... Ты читала, что Есенин об Америке говорил? Кнут Гамсун? Ну кого тебе еще в пример привести?.. - и махнул в сердцах рукой.
Мир Словцовых треснул и распался на две половины, потеряв то, что их соединяло - Веронику.
5
Приснилось еще, что студенты, с которыми Словцов работу не закончил, оставив их на полпути к сессии, покупают в деканате билеты на самолет в Америку, где они собирались продолжить обучение. Сам Павел Сергеевич словно наблюдал это со стороны, откуда-то из-под потолка, и очень хотел что-нибудь им посоветовать. Типа: «Артем Васильевич Рогачев тоже хороший преподаватель, даже лучше Словцова, потому что стихи не пишет, и они не мешают ему сосредоточиться на научной работе». Но сказать было некому, потому что все были рядом, но в то же время оставались неуловимы. Бегали за треклятыми билетами в треклятые Штаты. Сквозь всю эту нелепицу поэта посетила мысль, что он, наверное, последний внештатный сотрудник. И сам он пересекал таможню где-то в аэропорту «J.F.K.» и выпрашивал вид на жительство... у Вероники, которая почему-то была похожа на мулатку...
Последним в сумбур сновидений ворвался Хромов. «Да как же без него?» - прямо во сне подумал Павел. Хромов же, снилось, ворвался в спальню и возбужденно прокричал: