- Кофе... Покрепче... И, если можно, натуральный... - взвешенно, с достоинством ответил поэт и шагнул за порог неизвестности.
Опасения оказались напрасными. Хозяйка кабинета встречала своего будущего «раба» стоя, и он был приятно удивлен слаженностью ее фигуры, пластикой движений, напоминающих благородную плавность менуэта, а главное - красотой точеного лица. На вид ей было лет тридцать-тридцать пять. На каблуках она была лишь чуть ниже Словцова («Этак сто семьдесят пять», - прикинул он), и взгляды их скрестились практически на одном уровне. С такой силой, что Павлу вспомнились огни встречных машин на ночной трассе. При всей общей томности и плавных переливах низковатого и мягкого голоса она обладала ярко-синими и очень живыми глазами. Полные губы не нуждались в помаде, Словцов угадал в ней романтика, хотя взгляд Веры Сергеевны был научен скрывать любые проявления внутреннего состояния, сохраняя при этом свойства рентгена.
«Разочарованность!» - озарило Словцова предчувствие родственной души, но внешне он продолжал стратегию активной обороны.
- Неужели я сегодня первый? - возможно, нарушил он порядок ведения переговоров в этом кабинете и для вящей доходчивости помахал сложенной в трубку газетой у себя перед лицом.
- Возможно первый, но точно последний, - задумчиво ответила Вера Сергеевна и предложила посетителю присесть к журнальному столику у стеклянной тонированной стены. - Клавдия Васильевна, кофе сюда...
«Не лишена дипломатичности», - определил Словцов, оказавшись и здесь с ней на одном уровне. За рабочим столом (столищем!) в начальственном кресле она, несомненно, оказалась бы на высоте. Дождавшись, когда секретарша покинет кабинет, Вера Сергеевна упрекнула посетителя:
- Ясно, что вы по объявлению, но вы даже не представились.
- Словцов Павел Сергеевич, сорок, вэ-о филологическое, без вэпэ, рост сто восемьдесят три, единственное увлечение - творчество, без определенного рода занятий и места жительства, - подражая текстам объявлений о знакомстве, отрапортовал Павел.
- Ирония - это всего лишь распространенная форма самозащиты, - подловила его Вера Сергеевна. - Но в вашем исполнении она мне нравится. Что вы умеете еще, кроме разговорного жанра?
- Ничего, - признался поэт, - а что, вы меня уже покупаете? Я думал, тут будет очередь кандидатов, а если бы знал, как выглядит покупательница, потратил бы все сбережения на приобретение фрака...
- Спасибо, - она обезоруживающе дружелюбно улыбнулась, - но хочу, чтоб вы знали, вы единственный кандидат.
- Неужели? - Словцов сделал глоток кофе и мысленно похвалил Клавдию Васильевну - аромат настоящего напитка и бодрящая крепость.
- Все очень просто, пришлось попросить главного редактора, чтобы в тираже была всего одна газета с моим объявлением, остальные... Посмотрите, - Вера Сергеевна кивнула на пачку газет на столике между ними.
Словцов послушно открыл нужную страницу сначала одной, потом еще нескольких газет, на месте искомого им объявления размещалось совсем другое. Какая-то организация, с абсолютно непроизносимой аббревиатурой в названии, продавала кабель. Он вопросительно посмотрел на собеседницу.
- Думаю, у вас, даже учитывая краткость нашего разговора, не сложилось впечатления, что я полная дура, способная выдать в тираж на огромный регион такое объявление. Расчет был прост: одна газета найдет одного человека, или не найдет...
- Но это же чистой воды фатализм! - изумился Павел.
- Чистой или мутной, не важно, сейчас важно другое - что привело вас сюда? Если простое любопытство, хотя что-то подсказывает мне - это не так, то вам оплатят моральный ущерб, транспортные и прочие расходы, и мы не будем отнимать друг у друга драгоценное время. Опять же, если оно имеет для вас значение...
Словцов был обескуражен. Далее предстояло говорить правду или не говорить ничего, встать, откланяться и уйти. Выбрав первое, Павел пошел ва-банк.
- Я не соврал вам, когда сказал, что на сегодняшний день я никто. Кем был? Раньше думал, что я поэт, яркая индивидуальность, по меньшей мере - незаурядная личность... Даже пользовался успехом у юных дам, - ухмыльнулся сам себе Словцов, - издал несколько поэтических сборников, отмеченных критикой со всех положительно-отрицательных сторон, на хлеб зарабатывал преподаванием в университете, где пудрил мозги студентам высокопарными словесами... Потом? Потом наступил момент, какая-то черта, перейдя которую, хочется умереть, потому что чувство безысходности и собственной никчемности начало заполнять душу подобно ядовитому газу. Если бы я имел чуть больше веры, я предпочел бы всему монастырь. В моем же случае я просто выпрыгнул из всего, что меня окружало, в черную дыру - в абсолютно неисследованное пространство... Бросил все и уехал в буквальном смысле куда глаза глядят.