- Упустила свое счастье, - с иронией констатировала Вера.
- Да какое счастье, - с презрением отмахнулась Вера, - думают, за бутылку «Мартини» и шуршанье «зелени» можно русскую женщину в постель затащить...
- Неужели нет?
- Ну, разве что дуру молодую, - вспомнила себя и не стала этого скрывать Лиза. - А сейчас мне, к примеру, ногой по холеной морде заехать хотелось. Я нутром чую, не любят они нас, боятся, а потому не любят.
- Не все, - заметил Павел, - а уж женщин наших они... ну, если не любят, то разницу со своими эмансипированными куклами чуют. Опять же, есть масса известных примеров, когда русская женщина становилась любимой женой миллионера, художника, поэта.
- Этот был явно - ни первое, ни второе, ни, тем более, третье. Так - клерк какой-то. Взгляд у него цепкий. Рыжий опять же. А у меня на рыжих аллергия.
- Главное, Лиза, на тебя по-прежнему западают, - подвела итог Вера.
- На меня западают, а за вас, Вера Сергеевна, под пули пойдут, - съязвила Лиза, покосившись на Словцова.
- Пойдут, - задумчиво подтвердил Павел.
- Давайте чего-нибудь на дивиди глянем? По-семейному? - предложила Лиза.
- А почему нет? - согласилась Вера. - Сто лет ничего не смотрела.
- Я тут как раз пиратские новинки прикупила. Качество, может, и не очень, зато цена...
- Интересно, начнут ли выпускать пиратские книги? - озадачился Павел.
- Уже выпускают. Левые переводы. Мне предлагали участвовать в этом бизнесе, но я отказалась.
- Из чувства справедливости?
- Нет, из меркантильного чувства, прибыль ничтожная.
3
Утром следующего дня Вера собралась на работу, оставив Словцова за компьютером, а Лизу на кухне.
- Постараюсь приехать на обед, - пообещала она Лизе.
- Ага, - язвительно подхватила Лиза, - а то вчерашний я скормила соседской собаке. Меня эта кавказская овчарка очень любит. Нравится ей моя кухня. Вчера подала ей тушеную говядину с овощами. Кавказский рецепт. Островато, конечно, но для нее это национальное блюдо. Так что лапу она мне уже дает...
- Павел вроде никуда не собирается, так что, даже если я не приеду, овчарке достанется меньше.
- Сегодня красная рыба под специальным соусом, который вчера купила. Рис или пюре?
- Спроси у Павла, ты же знаешь, к гарнирам я равнодушна.
Вера хлопнула входной дверью, а Лиза, весьма незлобно скривив ей губы вслед, передразнила:
- «Ты же знаешь, к гарнирам я равнодушна...» - постояла еще несколько секунд в задумчивости и крикнула наверх: - Поэт! Кофе будешь?!
- Буду, - отозвался Павел.
Кофе пили на кухне. Молча. Бывают такие моменты, когда хочется что-нибудь сказать, а вроде как говорить ничего и не нужно, поэтому возникает особая неудобная тишина, которая заставляет искать хоть какую-нибудь завалящую фразу для начала разговора. Наконец Лиза спросила:
- Будешь торчать у компьютера?
- Нет, хочу пройтись по городу.
- Можно же вызвать машину?
- Это не то. Город надо чувствовать... Ногами.
- Не опаздывай к обеду хоть ты, - с какой-то извечной обидой попросила Лиза. - Я люблю готовить, но не для себя.
Минут через десять Павел вышел на крыльцо и с огромным удовольствием вдохнул свежий весенний воздух. Говорят, здесь не хватает кислорода. Точнее, приемлемый для организма O2 на пятнадцать-двадцать процентов в северных широтах заменяет O3 - озон. Подумав об этом, Словцов пожал плечами, пока что он ничего не чувствовал, кроме неспешного дыхания весны.
Сначала он шел без видимой цели, очнулся уже на улице Мира, ощутив ее перспективу и простор. «На улице Мира о мире тревога», - вспомнилась песня из пионерского детства, но никакой тревоги на этой улице не было. Еще издалека, на подходе к ультрасовременному концертному залу «Югра-классик», который, как и здание Ханты-Мансийского банка, напоминал корабль, Павел увидел памятник Пушкину и Гончаровой. Он даже остановился от такой северной неожиданности, сразу вспомнил памятник на Арбате. Что-то их внутренне роднило.
- Доброе утро, дорогие мои, - поздоровался Словцов и двинулся дальше.
«Если в Ханты-Мансийске есть памятник Пушкину, не Пушкину даже, а великой любви - значит, не все еще потеряно», - подумал он. Пройдя мимо банка, перешел на другую сторону и остановился у дома-музея художника Игошева. «Если б художники жили в таких домах... - вздохнул он, - у писателей здесь хотя бы один на всех есть». Вспомнилась давняя мечта - домик у моря, где под шум прибоя рождаются бессмертные произведения. Если б кто-нибудь увидел в этот момент кривую и одновременно печальную ухмылку Словцова со стороны, то вряд ли бы понял ее значение. Так и получилось. Из музея вышел чиновного вида мужчина и скептически сходу заявил: