И обновилось мирозданье!
- Душевно, - оценил Егорыч.
- Но, честно говоря, наступило какое-то странное время. Стихи никому не нужны, кроме девчушек, которые ожидают встретить принцев. Уроки литературы в школе превратились в математику, где каждая строфа проверена алгеброй. Знаешь, я посещал уроки в разных школах, и в каждой следующей я знал, что скажет о том или ином стихотворении учительница. Как под копирку! Главное - они знают, как и почему писал Пушкин! Я всю жизнь пытался понять - и не смог, а они знают! Это в учебниках написано. Вплоть до того, какие движения души и мысли при этом были! Кстати, я сам преподавал литературоведческий анализ текста. Я тоже приложил к этому руку...
- Успокойся, Павел. Все не так просто. Стихи? А почему вообще перестали читать, если еще десять лет назад охотились за книгами? Почему полки книжных магазинов заполнило чтиво, а не литература, которой так жаждал народ? Демократия? Законы рынка? Пятнадцать лет назад тираж журнала «Наука и жизнь» превышал три миллиона! В нагрузку к нему по подписке навешивали журнал «Коммунист» или «Правду»! А сейчас он мизерный тираж с трудом выдерживает. Я полагаю, это тоже один из признаков Конца Света. Помнишь наш разговор в гостинице «Кристалл»?
- Как не помнить. Я, кстати, хотел тебя спросить, что за англичанин тогда сидел с вами? Весь такой расфуфыренный, вальяжный...
- Истмен, Джордж Истмен, - не дал договорить Павлу Егорыч, - чистокровный денди, кичливый и заносчивый, якобы представляет здесь интересы «БиПи», имея под задом мощный пакет акций. Они с канадцами, типа, дружат, а по большому счету, ревностно подсиживают друг друга. А этот «лорд в первом колене» пытается всеми правдами и неправдами через подставных лиц завладеть перспективными нефтяными территориями. Типа - вкладывает в геологию. Озабочен грядущим энергетическим кризисом. Нам-то что. Они когда увидели, на каком оборудовании мы до сих пор работаем, у них был шок.
- Ты знаешь, мне тогда показалось, что он вполне понимает русский язык, - задумчиво предположил Павел.
- Да запросто. Темные ребята. Мы при них только материмся открыто. А те кивают со своими каменными улыбками на лощеных фэйсах или требуют ледяным голосом выполнения работ строго по технологиям и мировым стандартам. Мы делаем вид, пока они смотрят, а когда уезжают, снова сваебоем гвозди заколачиваем, потому как по-другому у нас нельзя. Им этого никогда не понять. И то радует, что наши работяги перестали перед ними пресмыкаться, как в начале девяностых. Но вот в одном к ним нет претензий: платят всегда вовремя и платят куда больше, чем наши. Да еще и пристально следят за соблюдением техники безопасности. Правда, это как раз понятно, боятся лишнего повода, что их отстранят от нефтяных титек. Ты же слышал, небось, как Вэ-Вэ непрозрачно намекнул, кто и на каких условиях должен добывать на нашей территории наши ресурсы.
- Джордж Истмен, - повторил Словцов, который, возможно, и не слышал эмоциональной тирады Егорыча.
Поняв это, тот замолчал, чтобы через пару минут снова начать сокрушаться:
- И почему после таких разговоров всегда выпить хочется?
- А потом морду кому-нибудь набить... – так же задумчиво добавил Павел. - Ладно, надо двигать. Извини, Егорыч, Лизу обижать нельзя. Отравит. Если не отравит, то слабительного в чай насыплет. Не со зла даже, а характер у нее такой.
- Я тебя подброшу.
5
Лиза действительно накрыла в гостиной шикарный стол. На серебряном блюде, украшенном листьями китайской капусты, лежали поджаристые ломтики семги, на гарнир - по выбору - стручковая фасоль в кунжуте и коричневый рис. Помимо главного блюда не столе были различные салаты и закуски, клюквенный морс в графине и бутылка белого вина на тот случай, если придет Вера.
- Ого! - оценил натюрморт Павел.
- А то, - отозвалась Лиза, - полдня вокруг плиты скакала.
- Веру будем ждать?
- Пятнадцать минут, потом весь шарм превратится в осетрину второй свежести, как у Булгакова.
- Читала, - буркнул себе под нос Павел.
- Читала! - услышала на кухне Лиза. - Я вообще-то домработница с незаконченным высшим образованием. У меня до сих пор академический отпуск. Если надо - восстановлюсь.
- А надо?
- А фиг его знает, - выглянула она в гостиную. - Глядя на тебя, Павел Сергеевич, не то что учиться, жить не хочется.
- Согласен, - не стал спорить Павел, - я сам у себя вызываю приступы скептицизма, депрессии и легкой ненависти. Люди гибнут за металл, а я... Эх, Лиза, были времена, когда я верил в коммунизм и мечтал полететь на другие планеты...
- Во как голову заморочили!
- Да нет, я сам с удовольствием верил. И еще думал, что скоро изобретут таблетки от старости и от смерти.