Осторожно (сейчас-то я смеюсь над собой, а тогда - вдруг шпионская!) я потянул емкость за горлышко и тут же заметил, что она, подобно моим, несет в себе послание. От скрученной пробки ударило резким запахом алкоголя. Стало быть, бутылку опорожнили буквально перед тем, как зарыть её на этом месте. Когда я вытряхивал из неё скрученный в трубу блокнотный лист, оттуда даже вытекло несколько капель, и я с ужасом представил себе, с каким запахом приду домой. Хотя, что греха таить, пронеслась мысль: отчего бы не попробовать хотя бы несколько капель забугорного пойла. Но, надо признаться, в те годы я не пил и «родного». Надпись на вырванном из блокнота листе гласила: «Привет из безобразного пьяного капиталистического будущего! Марсиан нет!». Теперь было ясно, что это чья-то безобидная, но не очень хорошая шутка. Осознание подвоха заставило меня затравленно озираться по сторонам, словно за мной могли в этот момент следить. Особенно настораживало «капиталистическое будущее», которое противоречило твердым марксистско-ленинским установкам в моем сознании. Но самое удивительное, я не выбросил блокнотный лист, а бережно положил его в нагрудный карман безрукавки, не выбросил даже бутылку (о, я потом удачно поменял её у преклонявшегося перед западным «ширпотребом» соседа на потрепанную книгу Роберта Шекли!).
Зачем я положил блокнотный лист в полиэтиленовый пакет и спрятал в ящик стола? Неужели для того, чтобы спустя двадцать лет вернуться с ним на это самое место?
А ведь так и произошло.
Правда, к тому времени уже не было СССР, не было светлого будущего, зато была «шоковая терапия», было немереное количество импортного пойла, отвратительные рожи на телеэкране (ещё хуже, чем хотя бы внешне правильные лица Политбюро), а лично у меня не было удачи. В те дни, после сокрушительного дефолта 1998-го, развалилось созданное узким кругом друзей частное предприятие, и мы, по известной русской привычке, последние деньги из общей кассы понесли на алтарь Бахусу. Гуляли в маленьком ресторанчике, местом для коего стал приватизированный купеческий особняк, ранее охранявшийся как памятник архитектуры. Оторвались по полной, даже умудрились повздорить с бритоголовыми братками, но до драки не дошло, потому как выяснилось, что у них траурное мероприятие по поводу безвременной кончины боевого товарища. Мы, стоя, помянули погибшего на «баррикадах строящегося капитализма», за что были великодушно прощены оппонентами. Вследствие примирения браво сдвинули столы, сойдясь в пьяном угаре с ребятами, которые хоть и носили, как чекисты, кожаные куртки, оказались вполне нормальными пацанами (так они себя сами называли). И возлияния начались с новой силой.
Владельцы и работники ресторана не решились перечить столь боевой и столь нетрезвой «биомассе», ибо остановить её можно было, соответственно, только естественным биологическим путём. Точнее, барьером. Он и имел место в пятом часу утра, когда вокруг стола практически все спали в обнимку с невесть откуда взявшимися размалеванными девчушками. Меня же кривая вынесла на тот самый пустырь, и я с ироническим хохотом осознал в своей руке точно такую же бутылку виски «Rothmans». Опрокинув в свое обожженное нутро остатки алкоголя, я направился к месту «проваленной явки». Пришлось его поискать, так как за прошедшие годы случились некоторые ландшафтные изменения, и уже обозначилась видимость строительства. Блокнотный лист оказался со мной лишь потому, что его текст я три раза оглашал вместо тоста (на бис!) в ресторане. После разъяснения, откуда он у меня, «послание из будущего» своей сермяжной правдой вызвало дикий восторг всех окружающих, включая братков. Никто даже не усомнился в правдивости моего рассказа, а последним было достаточно для подтверждения короткого диалога: