- А вы вели себя по-другому?! - вскинулся мужчина.
- Да. Я уже тогда чувствовал, что все эти митинги - это что-то не то. Столько было фальши. А все эти пляски на костях Сталина напоминали мне пляски на костях империй.
- Так вы сталинист? Сталинист! Из-за таких, как вы, надвигается эра нового тоталитаризма!
- А вы дурак, - равнодушно ответил Словцов, - и дедушка ваш в семнадцатом году Зимний брал, в двадцатом - вырезал казачество, а его дедушка в девятнадцатом веке симпатизировал блудливым декабристам.
Павлу стало неинтересно до боли, он повернулся и отправился обратно, в сторону улицы Мира. Славен город, в котором есть улица Мира! Но вслед ему еще долго неслись разного рода ярлыки и ругательства, словно это Словцов был виноват, что у этого человека нет на этой улице своего особняка. Явно он не настоялся на митингах. Да и не было их в Ханты-Мансийске. Есть такие города, которым митинги противопоказаны, а если и бывают, то только по заданию партии и правительства, как демонстрации в советские времена.
Дома уже после полуночи он застал Егорыча. Тот сидел на стуле и с явным интересом изучал этикетки бутылок пустых, початых и полных.
- Восполнял пробелы вкуса, - пояснил Павел разнообразие тары.
- И заливал горе, - дополнил Егорыч.
- Ты не Егорыч, ты Горыныч!
- Да бросьте вы, Штирлиц! Лучше скажи, на чем прокололся.
- Ты будешь смеяться, но я скажу банальную киношную фразу: меня подставили.
- И ты-ы-ы?.. - протянул в бороду Егорыч.
- Бес попутал с домработницей. Возможно, несколько раз, но за несколько минут.
- Да ты у нас сексуальный террорист.
- Вот именно - у вас! В средней полосе России я был среднестатистическим мужчиной и среднестатистическим поэтом.
- А со мной выпьешь?
Словцов с сомнением поморщился.
- Как всегда, с хорошим человеком - уже и не хочется, - притворно обиделся Егорыч.
- Не знаю, как Среда, а я чуть не дожил до воскресения после таких возлияний.
- Не настаиваю, - согласился Егорыч, наливая себе «Царской водки».
Но выпить он не успел, потому как подоспела компания. Без стука, но прилично хлопнув дверью, в комнату ввалился Хромов.
- И мне для сугрева, - с порога попросил он, глядя на стакан в руке геолога.
- А ты, пиит, теперь разъясни мне, чего значат твои «эсэмэски»? «Если друг оказался вдруг»? Или вот этот бред (далее он читал с дисплея телефона):
«Удалены от мира на кладби́ще,
Мы вновь с тобой, негаданный мертвец.
Ты перешел в последнее жилище,
Я всё в пыли, но вижу свой конец.
Там, в синеве, мы встретим наши зори,
Все наши сны продлятся наяву.
Я за тобой, поверь, мой милый, вскоре
За тем же сном в безбрежность уплыву».
- Это не бред, это - Блок, - спокойно пояснил Словцов. - Стихотворение называется «На могиле друга».
- И не лень тебе было все это набивать?
- Надо было хоть чем-то развлечься.
- А я прилетел сюда, чтобы восполнить пробелы в школьной программе по литературе? - ухмыльнулся Хромов, принимая от Егорыча стакан.
- Возможно и для этого, Юрий Максимович.
«Душа его от глаз пророка
Со страхом удалилась прочь;
И тень его в горах Востока
Поныне бродит в темну ночь,
И под окном поутру рано
Он в сакли просится, стуча,
Но внемля громкий стих Корана,
Бежит опять, под сень тумана,
Как прежде бегал от меча», -
процитировал Павел.
- «Гарун бежал быстрее лани»! - вспомнил школьную программу Хромов неожиданно даже для самого себя. - Лермонтов! Ух, меня наша русичка заставила выучить. А мне понравилось! Мораль сей басни: предательство влечет за собой смерть Иуды... Я прав, учитель? - с наигранным почтением спросил Хромов.
- Абсолютно, - подыграл Словцов. - А тот человечек, который обычно стоит у ресторана «Прага»?
- Он уже там не стоит, в данный момент он лежит в такси у подъезда. Удивительный паренек, смерти не боится, а летать - глаза зажмурил - и рюмку за рюмкой. Мы с ним весь запас коньяка в самолете выпили. Точнее - он. Я теперь очень сильно воздерживаюсь, - он задумчиво посмотрел на бутылку в руках Егорыча, - плесни-ка, дружище, пока доктора не видят. - Быстренько выпил содержимое рюмки, крякнув от удовольствия, и снова воззрился на Словцова: - Так в чем, Паша, суть дела? Тема какая?
- Тема, Юрик, - подыгрывая ему, ответил Павел, - вечная. Любовь. И прежде чем ты захочешь набить мне морду за Веру...
- За веру, царя и Отечество?! За это морду не бьют, Павлик. За это убивают на войне.
- Не ерничай, надо притащить сюда моего тезку и отпустить такси. Потом я все расскажу.
- Мне можно присутствовать? - спросил Егорыч.
- Нужно, - коротко отрезал Павел.