- Бутылки, значит, ваши?
- М-да, я вот очень люблю полные, - Пашка скрутил с очередной пробку, вновь себе наливая, - а пустые ненавижу, потому заполняю их духовным опытом человечества.
- А как насчет снайперских винтовок? - осторожно спросил «старлей».
- Никак. У меня на службе был другой профиль. Нейролептонное оружие. Знакомо вам?
- Так или иначе, вам придется проехать с нами. И остальным тоже, до выяснения.
Егорыч тут же стал дозваниваться до кого-то по сотовому. Пашка же скептически посмотрел на милиционеров и снова себе налил.
- Вам часто приходилось арестовывать кавалеров ордена Ленина? - спросил он.
- Чего? - не понял сержант.
- Шутите? - усмехнулся «старлей».
- Отчего же, - Пашка достал из внутреннего кармана потертого пиджака маленькую красную книжечку.
Хромов, увидев ее, присвистнул. Словцов поменялся в лице. Старлей, изучив содержимое, спокойно заметил:
- Это ничего пока не меняет.
- А это? - Егорыч протянул ему мобильный.
- Кто там? - спросил «старлей».
- Узнаете.
- Старший лейтенант Бусыгин. Слушаю... - Он тут же стал заметно напряженней. - Да, я понял, но есть серьезные обстоятельства. Товарищ полковник, я все понимаю... был сигнал. Там... Да... На чердаке обнаружено огнестрельное оружие - снайперская винтовка. Это не шутки. Надо все проверить. Да, насчет Василия Егоровича понял. Понял, товарищ полковник. Хорошо, доложу.
Отключив трубку, «старлей» протянул ее Егорычу, окинул оценивающим взглядом всю компанию.
- Вам, - сказал он Пашке, - все равно придется проехать с нами. Надеюсь, ненадолго. А вы, Василий Егорович, как думаете, кто из соседей испытывает к вам неприязнь?
- Таких нет, это точно, - твердо заявил Егорыч.
- Тем не менее... Подумайте.
- Тут и думать нечего.
- Н-ну... ладно. Агафонушкин, изъятый ствол где? - обратился он к сержанту.
- В прихожей.
- Бери все. И бутылки тоже. В машину.
Хромов остановил его на выходе из комнаты.
- Слышь, ты этого парня не обижай, - кивнул он на Пашку. - Да, и ему через каждые полчаса надо пятьдесят грамм. Это как обезболивающее. Понимаешь?
- Н-ну...
- Гну. Пусть он возьмет с собой вон ту бутылку коньяка. А вот еще деньги, если ему что-то понадобится. - Хромов достал из бумажника пятитысячную купюру так, как достают червонец. - Будь так добр, - притворно нежно попросил он, - купи ему все, что он попросит. Я в долгу не останусь.
- Да ладно, - смутился «старлей», принимая деньги, - разберемся во всем. Там уже следователь ждет. Толковый.
- Ерышов поди? - предположил Словцов.
- Точно, - подтвердил сержант, - знакомый?
- Да друг почти...
Когда милиционеры вышли, Егорыч задумчиво спросил:
- Что это было? Вот тебе и утро вечера мудренее...
Хромов со знанием дела ответил:
- Подстава... Ствол - это не хухры-мухры... Откуда он здесь взялся?
- Да ствол на чердаке можно и дедушке Мазаю приписать! - возразил Егорыч.
- Можно, если только он не стрелял в кого-нибудь из нас, - предположил Словцов.
- Здесь, короче, тереться небезопасно, - Хромов явно нервничал, - чем мы ответим? Что ты, в конце концов, придумал, Павел?
- Ничего нового, все уже давно придумано до нас. Ответим любовью...
- Че-ем? - изумился Хромов.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
1
Как бы ни ругали российскую милицию и прокуратуру, работают там нормальные ребята. Просто им присуща известная каждому халатность. Потому и рассыпается часто большинство дел в руках умелых и жадных до денег адвокатов. В первые годы работы «опера» и следователи - романтики. В средних званиях (от «старлея» до майора) - это социально незащищенные люди, которым государство платит меньше, чем уборщице служебных помещений в банке или менеджеру средней руки. Поэтому прозревшие от такой несправедливости уходят, другие - пьют горькую, а третьи - врастают в систему ржавыми болтами, скреплённые с нею не по резьбе, а на вездесущем клею «пофигизма» и маразма, царящих в ней от общей безысходности. Продажные, конечно, тоже встречаются, но это те, у кого не убивали друзей, или те, кто вообще оказался под этими погонами с единственной целью - карьеры. Плоха ли, хороша ли система, но если из неё когда-нибудь выпадут все болты, она простоит ещё несколько минут за счёт ржавого налёта и непременно рухнет, погребая под собой потребителей-обывателей, которые недавно поплёвывали с пренебрежением в сторону стражей порядка. И опять будут вопить журналисты и гуманисты: «Ах, надо было платить милиции, врачам и учителям». Но это будет уже в другой, какой-то иной системе, если ей вообще суждено сложиться. Но в итоге начнут платить ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы она едва стояла и не рухнула при первом дуновении ветра. Но и та система будет заставлять, к примеру, свои болты вращаться не по резьбе и говорить вместо «осуждённые» - «осу́жденные».