— Я приношу этому идиоту пару миллионов в неделю, а он считает меня мальчишкой, которого можно отчитывать словно школьника.
— Раз он все же это делает, значит, действительно можно, — пожал плечами Вик и пояснил: — Не говорю, что это правильно. Он просто пользуется имеющейся у него возможностью. До смены работы не довел пока?
— Я зарабатываю тут слишком хорошо, чтобы уходить, — пожал плечами Эш. Он прекрасно понимал, что ему дают много поблажек и что он работает в общей сложности дня три в неделю. Но общение с боссом выводило его из равновесия.
— Тогда нет смысла злиться, — пожалуй, из уст Виктора, который уже не раз срывался из-за мелочей, это звучало не очень убедительно. Но мужчина отличался трудоспособностью и впахивательностью, и рабочие конфликты его максимум изматывали; срывался он только, когда затрагивались его личные интересы.
Они все же были совершенно разные. Эш всегда выражал все эмоции сразу, моментально. Никогда не копил в себе. Может, не объяснял причин, но недовольство показывал всегда.
Виктор припарковался у обочины и заглушил двигатель.
— Бутылку с заднего забери, пожалуйста, — попросил он, выходя из автомобиля и направляясь к подъезду.
Эштон через сидение перегнулся и взял бутылку. Снова поправив воротник, он вылез из машины и пошел вслед за Виктором.
Седьмой этаж, замок на двери. Виктор пропустил парня вперед, указал ему на кухню, куда следовало отнести бутылку, сбросил с плеча сумку и прошелся пальцами по голове, взъерошивая волосы и выдыхая.
В своей квартире действовали только свои правила, своя субординация, свои нормы, мораль и личные устои. В квартире никогда не решалось никаких рабочих дел, все остальное мгновенно перекидывалось в ежедневнике в графу “завтра”, можно было начать расслабляться и отвлекаться. Вик любил свою работу, ему очень нравилось заниматься и лошадьми, и всем сопутствующим, это приносило и деньги, и удовлетворение, но сил иногда забирало слишком много.
Разувшись, мужчина прошел к Эштону на кухню, вставая сзади и притягивая к себе, сжал пальцами бок, зарылся носом в волосы — извечная привычка — и слегка прикусил хрящик уха. В целом, это можно было классифицировать как “я скучал”, хотя подобная фраза вряд ли была действительно применима к их отношениям. С позиции Виктора это было даже, скорее, “тебя не хватало”, лишенное романтического окраса и размешанное в концентрированном моральном прагматизме.
Эштон улыбнулся, немного повернув голову и поймав взгляд мужчины. Он знал эти жесты и примерно представлял, что они значат. И внимание было приятно. Потому что осознавать, что такой человек как Виктор нуждается в нем — это на самом деле то, что приносило удовлетворение и поднимало его самооценку.
Парень открыл виски и, выскользнув из хватки Виктора (пальцы мужчины почти рефлекторно сжались в кулак), подошел к шкафчику, чтобы достать бокалы.
— Что ж, — разлив по бокалам виски, Эш подал один Виктору. — За мой выходной.
Хил выдохнул и принял бокал, следом столкнувшись им с бокалом в руке Эштона.
— За выходной, — согласно повторил он, отпивая из бокала. — И за спокойствие, что уж.
— Ты уверен, что со мной будет спокойно? — хмыкнул Эш, подходя ближе. Он привлек мужчину к себе, прикасаясь к его губам, оттягивая зубами нижнюю. — Не думал, что вызываю такие чувства.
— Именно потому и за спокойствие, что нихуя с тобой не спокойно, — с ухмылкой отозвался Вик; картаво из-за губы. Он отставил стакан и притянул Эштона за талию, прижимая к своему телу. Двинулся навстречу, ведясь за оттянутой кожей, и в отместку зажал зубами верхнюю губу любовника. Парень поморщился от немного болезненного укуса. Пальцы на пояснице Эштона сцепились в замок, не давая отстраниться. Он дернулся и попытался отстраниться, но тут же остановил себя — зачем лишние телодвижения?
— Но тебе же это нравится? — сказал Эш. Тоже не очень внятно, придвигаясь к мужчине вплотную.
Виктор оставил фразу без ответа. Воспользовавшись тем, что Эштон для вопроса разжал зубы, мужчина выпустил его губу и проник в рот языком, целуя глубоко и не внимая никаким возражениям. Вик не любил неопределенных ответов, а сейчас ничего, кроме “не знаю” сказать и не мог. Он еще не решил, не понял и не осознал. С одной стороны — нервировало, с другой — иногда было даже занятным; вызывало противоречивые ощущения.
Вероятно, носи Эштон ошейник, Виктор уже склонился бы к “да”.
Эштон ответил на поцелуй с энтузиазмом. Он сильнее прижался, хотя, казалось, что теснее некуда, запрокинул немного голову и позволил себя целовать так глубоко, как Виктору хотелось.
Иногда он мог себе позволить вести себя как пластилин.
Иногда.
После тяжелой рабочей недели или когда просто хотелось расслабиться.
И в такие моменты Виктор почти постигал всемирную гармонию. Он был спокоен, расчетлив и исключительно уверен, ни на что не отвлекался и концентрировался на поддающемся ему теле.
— Вернемся немного назад, — подал он голос, отстранившись после долгого поцелуя, — мне плевать, что было до меня, — губами мужчина касался шеи, чуть забираясь под ворот водолазки, но не оставляя новых засосов, — но во время меня — никакой наркоты. Ты меня так даже не спровоцируешь ни на что. Это та тема, которая не подлежит никакому обсуждению или компромиссам. Либо да, либо нет.
— Но ты ведь даже не узнаешь, — Эш рассматривал Виктора из-под полуопущенных ресниц. Взгляд был внимательным, крайне цепким и оценивающим шансы. — О том, что ты не должен знать, ты и не узнаешь, — проговорил парень, едва заметно улыбаясь.
Эштон не хотел снова провоцировать конфликт. Он говорил то, что было. Если бы он сам не захотел, чтобы Вик узнал о нем эти вещи, он бы не сказал ему, куда едет, не позвал бы с собой и не заставил выйти на сцену. Хотя, конечно, на то, что выдадут секрет с его прошлой работой, он не рассчитывал.
— В этом твоя проблема, Эштон, — покачал головой Виктор и тут же поправил себя: — Наша.
Он с усилием, но расцепил пальцы, выпуская Эша из захвата. На скуле снова прорезалась жила, но мужчина уселся на стул и кивнул Эштону на второй.
— Приведу тебе наглядный пример в виде моего бывшего. — Виктор движением руки предупредил любые перебивания, основанные на возникших предположениях о продолжении “истории”, и отпил из своего стакана.
Эш развалился на стуле с огромной долей сомнения во взгляде. Вик, что, серьезно хочет привести пример с бывшим любовником? Сравнить его и Эша и поставить в пример? Скептически поджав губы, он рассматривал мужчину, понимая, что такие разговоры ему нравятся еще меньше, чем все запреты. Но он стоически молчал, даже почти с интересом ожидая, что скажет ему Виктор.
— Наглядный тем, что отлично показывает, чего я от тебя хочу. Так вот: Лео умудрился сделать то, что я ему никогда бы не позволил. Есть предположения, что именно? Не наркотики, если ты о них подумал. Не суть, на самом деле, но ради интереса.
Виктор внимательно всмотрелся в лицо Эштона.
На вопрос парень тоже не ответил, лишь приподнял брови — мол, ну же, поведай. Не заставляй гадать.
— Он застрелился, — выдал, пожалуй, самый абсурдный из возможных вариантов Виктор и добавил с откровенной усмешкой: — Случайно.
Мужчина допил виски и отставил стакан.
— Лео был азартным игроком, а я привык брать на себя всю ответственность за доверившегося мне человека. Естественно, об играх тогда не могло быть и речи, но уходить из этого Лео не собирался, он сразу мне об этом заявил. Мы нашли компромисс. Я знал о нем все, он мне полностью доверял: я был с ним на всех играх, и он останавливался по первому моему кивку, даже если ему везло нечеловечески. Лео играл, я не давал ему уйти в минус.
А потом он застрелился.
А потом я узнал, что ко всему прочему, в том же самом клубе, подпольно, он играл в русскую рулетку, где и проиграл таким сомнительным способом.
В течение нескольких месяцев он играл, — акцентировал Виктор, — при том, что мы жили здесь, — палец ткнулся в поверхность стола, — и я знал о его жизни все с точностью до минуты. Он играл, а я и не догадывался.