Виктор дернулся, не успев себя проконтролировать. Последняя фраза резанула весьма болезненно, и Хил сцепил зубы крепче, снова выдыхая и еще ниже опуская плечи — он чувствовал себя теперь даже слишком виноватым. Будто виновен был вообще во всем произошедшем.
— Мне кажется, что все же стоит, — произнес, наконец, мужчина.
Эштон шумно выдохнул. Потом все же поднялся со своего стула и переместился на колени к Виктору, как тот и просил. Внимательно взглянув на него, он сразу предупредил:
— На секс я не настроен.
— Помолчи, — попросил Хил, решив, что выглядит достаточно красноречиво для пояснений. О сексе он в тот момент не думал совершенно. Виктор просто притянул парня ближе и удобнее, закидывая его руку себе за шею.
— Прости, — повторил Хил. — Кресло было очень глупым… порывом, наверное. Слишком детским даже.
Вик крепче прижал Эша и из желания контроля, и из банального недостатка привычного контакта при вполне активном общении.
Эштон хотел было привычно фыркнуть, но как-то не вышло. Он только дернул плечами:
— Я бы вообще мог оставить где-нибудь в коридоре, чтобы неповадно было, — сказал он. — Странно, что ты так и не сделал. Не первый раз забираешь меня уже упоротого по самое не могу. При том, что я обещал не принимать до последнего.
Эштон просто делился рассуждениями. Даже ответа на них не требовал. Видимо, именно из-за этого он не мог оставаться у себя — нужно было не просто обдумывать ситуацию, нужно было говорить.
— Так если уже упоролся, что? — полюбопытствовал разбито Виктор. — Какой смысл кидать в коридоре, если ты не в адеквате и вообще не понимаешь, что происходит? А наркотики я так терплю пока есть проблема с Барри. То, что под ним ты забываешь об обещаниях мне — факт, который нельзя изменить, забив и кинув тебя в сортире. Пусть пока тебе просто будет стыдно, что ты меня подводишь, — невесело хмыкнул Виктор, обозначая шутку, которая не совсем уж и шутка. — Разберемся с Барри — тогда будем разбираться с наркотиками.
Эштон кивнул. Только вот пока он не знал, как им разобраться с Барри. Тот был скользким типом, который всегда найдет лазейку.
— Хорошо. Разберемся с Барри, — согласился он. — А с наркотиками не придется. Я не чувствую зависимости.
— Для физической зависимости еще очень рано для таких наркотиков, — Хил подтянул чуть съехавшего любовника ближе. — От них зависимость психологическая, Эш, это сложнее. Никто не гарантирует, что, когда будет плохо или тяжело, ты решишь выпить в ванной или поехать в отпуск, а не закинуться коксом, чтобы расслабиться и обо всем забыть. Ты ведь для этого его нюхал?
— Знаешь, что самое херовое во всем этом? Для тебя, не для меня, — уточнил он. — Я не вижу ничего плохого в том, чтобы иногда закинуться коксом и расслабиться. Никогда не видел. Даже когда был в клинике.
Он прошелся пальцами по позвонкам шеи любовника, едва надавливая на них — жест был немного нервный. Эш в кои-то веки созрел до хоть каких-то признаний.
— Вот видишь, — цокнул языком Виктор. — Никакой гарантии.
— Я тебе сразу сказал, что бывших наркоманов не бывает.
— Бывают, — снова отозвался Хил. Сказал просто, не споря и не провоцируя, но вместе с тем — не желая сейчас дискутировать на эту тему. Взгляд Виктора уперся в шею с красными пятнами, и мужчина, медленно выпустив воздух сквозь зубы, ответ взгляд.
— Чем тебя накачали? — спросил он. Сам не знал, зачем. Вероятно, Эштона оправдывало только знание, насколько сильно иные наркотики отрубают сознание и самоконтроль, и Хил хотел убедиться, что они были именно такими, полностью снимающими с парня ответственность за дальнейшее. — И как?
— Экстази, судя по всему. Когда — не знаю. Может, когда я целовался с Денни. Может, что-то в алкоголь подмешали. Хрен его, — Эш перехватил взгляд любовника и застегнул верхние пуговицы рубашки.
— Денни это кто? — спросил Виктор, морщась в попытке вспомнить, слышал ли это имя. — Тот со сцены?
— Да. Я не мог не поцеловать его. Публика, сам понимаешь, — сказал Эш.
— Не понимаю, — качнул головой Виктор. Пожалуй, он прав был, прося Эштона сесть на колени. Держать парня тяжело, но этот контакт лучше в подобном разговоре, чем расстояние. Для обоих. — Но, в общем, догадываюсь.
Эштон дернул плечами. Он понимал. И считал, что если что-то делал на публику, то это никак нельзя было назвать изменой. Он же не всерьез увлекся Дэнни.
— Пойдем уже. Не вечно же нам сидеть на кухне.
Виктор кивнул, спуская Эша с коленей, и поднялся следом. В комнате он сбросил с себя штаны, потом сдернул с кровати покрывало.
— Я утром на работу. Днем вернусь. Дождись меня.
Эштон не знал для чего ждать, не стал говорить фразы вроде “не забудь посоветоваться с Николсоном”, просто вновь передернул плечами, стягивая с себя рубашку и джинсы. Следом он лег в кровать, подбивая подушку себе под голову удобнее. И сказал:
— Хорошо. Спокойной ночи.
Сейчас не хотелось много говорить. Просто потому что уже было все сказано. Или не все. Но то, что хотелось сказать — сказали. Вновь клонило в сон. И теперь Эш очень надеялся, что сон будет крепким, так как наркотик постепенно отпускал организм.
— И тебе, — отозвался Хил. Он лег рядом, придвигаясь со спины. Ладонью провел по руке от плеча к локтю, потом сместился и провел обратно — гладя уже бок. Губы мягко, почти любовно, коснулись затылка парня.
Эштон не шелохнулся. Ему казалось то, что делает Виктор — неправильно. Так не должен вести себя человек, который знает, что прошлой ночью его любовник трахался с кем-то другим. Даже если не по своей воле.
Это все равно неправильно.
Потому парень лишь медленно выдохнул, чтобы снова не влезть в никому ненужный сейчас разговор и закрыл глаза, стараясь быстрее заснуть.
Следующее утро началось поздно. Виктор уехал на работу, Эштон же проснулся только после его ухода, все еще пытаясь найти своему состоянию нужную нишу, с которой он не сорвется.
— Решил разнообразить нормальную пищу фастфудом, — вернувшийся Виктор, сбросив ключи, прошел на кухню, выставляя объемные пакеты. — Надеюсь, ты уже голоден. Бургеры, картошка, ролы, лапша — выбирай, что душе ближе.
Эштон, вышедший только из ванной комнаты, где рассматривал все еще видные засосы на своей шее, кинул неуверенный взгляд в сторону еды. Но все же кивнул. Решил, что от еды его уже не тошнит. Он прошел на кухню и провел рукой над пакетами, выбирая, что можно взять. Остановился на ролах — меньше специй.
— Отлично. Как на работе? — спросил он.
— Вместо работы уже к Рождеству готовятся, — хмыкнул Вик. “Готовимся к Рождеству” не имело еще прямого значения, но уже гуляло по коллективу как шутливый отказ. Обычно, люди в тот момент ели, пили, курили или просто говорили, и отзывались заученной фразой на любое предложение, намекающее перестать пинать детородные органы и заняться, наконец, делом.
Хил вынул из холодильника вчерашний салат, приметив, что парень к нему, кажется, не притрагивался. Себе Виктор пододвинул вторую порцию ролов, но начал все же с гамбургера — ролы никуда не денутся, а вот бургеры и картошка еще не долго будут теплыми.
— Сам как? Отошел от прошедших суток?
— От наркотиков отошел, от того, что стал новой порно-звездой нет, — совершенно честно ответил Эштон, медленно пережевывая рис. — Но и это переживу. Моя психика стала более закаленная, чем в семнадцать, какой бы блядью я тогда ни был.
По прошествии ночи говорить об этом было легче. Эштон даже скатывался в привычный сарказм, что радовало его самого в первую очередь.
— Эш, — позвал Виктор, осторожно вскрывая соус, — ты сам себя блядью считаешь?
Эштон отложил палочки и потянулся за очередным стаканом с водой — запить острый вкус после васаби.
— Да, думаю, что да. Если смотреть со стороны, то я могу казаться блядью.
— Стороны оставь другим, — качнул головой Виктор. — Речь не о “казаться”. А о том, как ты себя воспринимаешь и как оцениваешь поступки свои.
— Я себя воспринимаю таким, какой я есть, не более. Не блядью, но и не идеальным партнером, — Эштон вновь принялся есть. Только теперь с гораздо меньшим аппетитом.