Эш наградил любовника весьма выразительным взглядом, сокращая внутренние мышцы так, чтобы Виктор явственно ощутил его неудовольствие.
— Может, тебе все-таки нравятся некоторые вещи, которые делаю я, раз ты так активно их заимствуешь? — он резко двинулся и тут же снова замер, вновь сжимая член внутри себя.
— У тебя пять секунд, чтобы воспользоваться, — резко фыркнул Виктор, — иначе вернешься на исходную и без всяких “резче”.
— Уверен, что у тебя получится? — Эштон медленно начал ерзать, не прекращая сокращать мышцы. — Или соскучился по сопротивлению? — глаза Эштона сузились. Было видно, что это для него перестало быть шуткой.
— Хочешь наебнуться с дивана? — серьезно предложил Виктор, отвечая на взгляд.
— Хочешь не кончить этим вечером? — Эштон приподнял брови. Он тоже перестал шутить, хотя отчасти знал, что это все еще игра.
— Этот же вопрос я могу задать тебе, — отозвался Виктор. Сев глубже и чуть отпружинив от дивана, чтобы приподнять сидящее сверху тело, он с силой толкнул любовника в грудь, опрокидывая обратно на диван. Только подстраховал, чтобы Эштон не ударился о подлокотник спиной.
Эштон уперся в грудь Виктора, все еще не радуясь такому исходу событий. Честно говоря, сопротивляться любовнику, с которым он еще пять минут назад вполне в их духе ворковал, казалось где-то в глубине души глупым, но остановить себя Эштон уже не мог. Он специально отодвинул бедра максимально от Виктора, чтобы его член почти выскользнул из тела Эштона, продолжая отпираться руками.
— Тогда я просто ставлю тебя перед фактом, — фыркнул он.
— То есть ты предлагаешь мне подрочить, чем займешься и сам, но на другом конце дивана? — фыркнул Хил, не давая отстраниться сильнее, но и не налегая на любовника.
— Можешь и подрочить, — вновь фыркнул Эштон, все также упираясь руками в грудь. Он вновь шел на принцип, не более того.
— Эш? — вновь позвал Виктор, явно предлагая задуматься и оценить, насколько хуево все звучит со стороны. Как-то не слишком верилось, что парень действительно сейчас серьезен.
— Что? — взбрыкнул тот, снова дергаясь. Глупо все это было, на самом деле. Но идти назад было совсем не для него.
— И ты всерьез считаешь, что весьма логично и нормально сейчас продинамить с сексом нас обоих только потому, что мы не договорились, кто сверху? — начиная нервничать, но еще спокойно спросил Виктор. Хотелось развязки, а еще все это пахло абсурдом. И в совокупе все это раздражало.
— Я считаю, — Эштон сощурился. — Что это повод для того, чтобы кто-то из нас перестал строить из себя альфа-самца и иногда поддавался желаниям своего адекватного партнера.
На самом деле, у парня уже прошла основная доля возбуждения. Мысли занимало уже совершенно другое.
Виктор фыркнул и отстранился от Эштона, сопроводив это емким “блять”. Поднявшись и даже не удосужившись подтянуть штаны с бельем, Хил со стоящим членом наперевес подошел к панели, заказывая несколько порций рома. Пойло было дрянным, несмотря на свою элитность, но прямо для ситуации. “Пиздец” — было второй емкой характеристикой.
Кто-то из них двоих был конченным. И им Хил считал не себя.
Эштон фыркнул, тоже поднимаясь. На ром он не покушался. Белье валяющее возле дивана проигнорировал специально, натягивая на голое тело джинсы, а потом и рубашку.
— Что ж, — повернулся он к Виктору. — Кажется, я свое отработал. Можешь не ждать меня — поеду к себе, — предупредил он, выходя в общий зал.
Виктор выхлестал заказанный ром почти залпом, с непонятным выражением лица сидя на диване и гипнотизируя оставленное на полу белье. Басы долбили по ушам и теперь только нервировали, расслабление сменилось ебанным напряжением, которое было ничем не снять, кроме как ударной дозой алкоголя. В конечном итоге, Эштон оказался прав — напиться и забыться.
Когда бокалы опустели, Виктор подцепил с дивана куртку, со злостью запихал в карман боксеры, подтянул штаны с бельем и вышел в общий зал на поиски любовника.
Эштон тоже забылся, отвлекаясь от ссоры и погружаясь в клубный мир, как было раньше. Он быстро нашел того, у кого можно было прикупить кокаин, закинулся им и теперь танцевал прямо в центре танцпола. Мыслей в голове уже не было — доза была не одна. И Эш мог признать, что делал сейчас это назло любовнику.
Виктор заметил Эштона сразу. Даже успел подойти и, скрипя зубами, убедиться, что тот принял и теперь находился в неадеквате. Хил зло сверлил любовника взглядом, сидя в баре и высасывая очередную порцию алкоголя. Он злился. Впервые злился не на себя, а на Эштона — позволил себе обвинить его в том, что Эш такое необязательное и своенравное неблагодарное мудло с непробиваемой хуйней вместо принципов.
И не сказать, чтобы эта злость ему нравилась больше той, что была.
Эштон про любовника, кажется, сейчас и вовсе забыл, пребывая в такой любимой реальности, когда все кажется возможным. На его шее повисла какая-то девчонка, увлекая в свой танец, и парень не стал противиться, поддаваясь ее движениям и сразу же навязывая свои, прихватив за талию.
Как бы он ни пытался убеждать и себя, и Виктора — клубная жизнь ему слишком нравилась, атмосфера вседозволенности и реализации всех возможностей затягивала в пучину света, музыки и танцев.
В какой-то момент девушка, с которой он танцевал, наклонила его за шею к себе, и Эштон, кажется, совсем одурев от алкоголя и наркотиков вперемешку с танцами, разгоняющими кровь по сосудам быстрее, поддался и на это движение, встречаясь с ее губами, вовлекая в свой поцелуй, не прекращая танца.
Виктор с высоты полугода их отношений временами даже уверял себя, что они продвинулись, сильно продвинулись, изменились. Но такие моменты весьма прозаично и жестоко втаптывали в понимание, что не изменилось _нихуя_. То есть: совсем, совершенно ничего.
Все те же наркотики, те же клубы, те же мнительность и упрямство, патологическое нежелание слушать хоть кого-либо.
И Виктор все тот же: не терпящий всей этой мишуры.
Тогда очень сильно хотелось сбежать. Не потому что хотелось сдаться. Потому что появлялось ощущение, что Хил пришивает собаке пятую ногу, которая ей совершенно не нужна.
Самым веселым был тот факт, что Эштону нравилось само наличие Виктора, он сам признавался. Но вот пришивать себе ногу не хотел; хотел мужчину в отдельном изолированном аквариуме, куда можно войти, поиграться и выйти — без причин и последствий.
Виктор на это был не согласен.
— Блять, — рыкнул Хил, мрачно пожирая орешки.
Музыка продолжала греметь, а шаловливые ручки белокурой девушки спустились на его ягодицы, играючи сжимая их. Эштон сам периодически задирал на ней юбку, оголяя бедра, но он это делал не из желания трахнуть где-то в туалете клуба такую же обдолбанную партнершу, как и он, а просто по привычке произвести как можно больше эпатажа, привлечь внимания.
— Ты один? — спросила девушка, когда настала пауза между песнями.
Эштон нахмурился, вспоминая про наличие Виктора в начале вечера, но решил, что тот уже наверняка ушел, потому и кивнул.
— Отлично, — девушка потащила его в сторону столиков. — Пойдем к нам. Ты понравишься нашим. Меня, кстати, Зои зовут, — представилась она, когда они вышли из самой гущи танцующих.
Столик был занят толпой разномастных ребят из размалеванных девиц и излишне выпендривающихся парней, все были конкретно обдолбаны и явно младше самого Эша. Но сейчас его это мало смущало.
Хил наблюдал за происходящим, стиснув зубы. Он был пьян, мысли путались в голове, но не теряли своей сути и пульсировали яркими неоновыми огнями. Виктор фыркал, осознавая происходящее, но лезть упрямо не спешил, наблюдая, как далеко зайдет любовник.
За столом в незнакомой компании парень чувствовал себя более, чем прекрасно. Он пил виски, периодически отвечал на заигрывания Зои, которой явно понравился, и пару раз все же обменялся с ней поцелуями. В голове плыл туман, сознание путалось, и Эштон ощущал себя вроде бы совершенно ясно, но не в этой реальности.