Вернувшись в изначальное положение, Эштон внимательно взглянул на Виктора.
— Мне нравится шляться по клубам, изображая шалаву. Нравится упарываться до умопомрачения. Понимаешь? Мне нра-ви-тся.
Смех все же последовал, но он был больше похож на истерический.
— Это моя жизнь. Мне в ней комфортно. И тебе не переубедить меня, какой бы ты изощренный способ секса не выдумал. У тебя два варианта: или смириться и пойти знакомить меня с родителями, или отправить домой и больше никогда меня не видеть.
— Я не собираюсь переубеждать тебя, если тебе это не нужно, — отозвался Виктор, стоя на расстоянии от Эштона и поджигая еще одну сигарету. В руках все еще маячила врученная Эштоном коробочка, и Хил временно переключился, явно не понимая, как правильно реагировать на происходящее.
— Что там?
— Взрывчатка, чтобы обоим не мучиться, — фыркнул Эштон, уже садясь на машину полностью и тоже закуривая. Потом издал очередной смешок. — На самом деле, все проще — там твои вещи, которые были в моей квартире. Не так много, как могло казаться. Так сказать, лучший рождественский подарок — я даю тебе возможность самому уйти и не тревожить себя необходимостью снова меня видеть. Если ты выберешь второй вариант, конечно.
— Что ж.
Хил вытянул из-за пазухи бумажный пакет с бутылкой именитого виски. Как Эш однажды обмолвился, этот был его любимым.
— Раз уж мы меняемся подарками, — хмыкнул он, рассматривая парня и качая головой.
— Лучше бы ты подарил мне полкило кокса, — Эштон двинул бровями, соскальзывая с капота. Забрав бутылку, он закинул ее в машину через открытое окно. — Что ж, принимай решение. Я не собираюсь с этим тянуть.
— Я отвезу тебя, — решил Виктор, обходя автомобиль и садясь на водительское. — Не хватало, чтобы ты собрал все остальные клумбы по дороге.
— Нет, Виктор, — Эштон покачал головой, даже не думая садиться в машину. — Если ты выбираешь второй вариант, то тебе нужно просто вернуться к родителям и не беспокоиться о том, сколько клумб я соберу по дороге. А если ты выбираешь первый… Тогда мы идем знакомиться с родителями, — он растянул губы в улыбке, наклоняясь к пассажирскому окну и смотря прямо на Виктора.
— Скажи, Эштон. _Зачем_ ты хочешь с ними познакомиться? — поинтересовался Виктор. — Ты знаешь, что мой отец терпеть не может наркотики и вышвырнет тебя (и меня заодно) за порог сразу, как только поймет. А поймет он сразу. Чего ты хочешь этим добиться, предлагая мне такой вариант?
Эштон смотрел на него несколько секунд, смотрел серьезно, а потом усмехнулся, но веселья в усмешке не было.
Он хотел, чтобы Виктор _действительно_ сделал выбор. Чтобы признал перед родителями, перед братом — перед людьми, которые были для него, как ни крути, семьей, — что он встречается с парнем, да. С наркоманом, да. И что это совершенно не имеет значения. По крайней мере, до такой степени, чтобы скрывать его от общественности.
Но значение это имело именно настолько много,чтобы пытаться увезти его подальше от семейного гнезда.
— Ладно, — с очередным смешком выдохнул Эштон. — Я понял. Счастливого Рождества, — махнул он рукой, быстро отстраняясь от окна и таким же быстрым шагом направляясь пешком в ту сторону, откуда приехал.
Виктор выдохнул, заводя автомобиль. Эштон понял. Виктор — нет.
— Эш, — позвал он, догнав парня и начиная ехать примерно с той же скоростью, с которой он шел.
— Ты мне так и не ответил вчера. Кто я для тебя? Приятель, сопровождающий, хуй знает кто, но никак не человек, с которым ты состоишь хоть в каких-то отношениях? С какой стати мне делать выбор между тобой и не пойми чем, когда ты — ты сам — образовал мне эту пародию на френд-зону с потрахушками. Выбор, еще вчера, был за тобой — перешагнуть эту границу или так и зависнуть на ней.
Хил надавил на газ, опережая и вклиниваясь на тротуар перед Эштоном. Открыв дверь, он вышел, задерживая парня.
— И ты, мистер самостоятельность, второй раз подряд сбагриваешь этот выбор на меня, предлагая ради… не знаю даже чего поступиться нервами матери и сердцем отца. Так знай, Эш, что это _твой_ выбор и твоя ответственность. А я не предлагал выбирать между мной и рассказом Маргарет о твоей бурной личной жизни, — провел аналогию с родителями мужчина. — Если тебя полностью устраивает то, что было до меня, и не устраиваю я, я не могу тебя заставить. Спасибо за вещи, — поблагодарил Виктор, прикуривая и направляясь в обратную сторону, к дому родителей. Кажется, больше говорить не имело смысла. Хил смутно осознавал конец полугодовой волокиты. Гребанные полгода — и псу под хвост. Без цели, без пользы, с уебищной моралью. Нервировать родителей ради загонов было уже кощунством.
Эштон стоял перед машиной, как вкопанный. Где-то в глубине души он все-таки надеялся на то, что Виктор сделает как обычно — сделает все, чтобы не отпускать любовника. НО в этот раз было все совершенно по-другому.
Ощущения были странными. С одной стороны: неверие, совершенное неосознание того, что все, окончательно все; с другой: какое-то облегчение, что больше не будет никаких выборов и решений, ради которых нужно переступать через себя, пытаться что-то в себе бороть. Теперь можно просто плыть по течению, как было раньше.
Эш сел в машину и просидел в ней еще пару секунд, смотря прямо перед собой, прежде чем, взвизгнув шинами и оставив от них темные отпечатки на асфальте, скрылся за поворотом.
Его ждал “Лотос”, Барри и прежняя ночная жизнь, с которой он так не хотел прощаться.
========== Глава 29 ==========
Новый год в Лотосе отмечали с размахом. Даже Эштон, искушенный разного рода развлечениями, был удивлен. И, надо сказать, удивлен приятно. Этот праздник, в отличии от Рождества, он решил все-таки отметить веселее, чем поездкой к любовнику, уже бывшему, и ссорой с ним.
Музыка гремела, шампанское лилось по бокалам, щедро разбавленное всевозможными стимуляторами. Эш пока еще соображал. Он то и дело выплывал из угарного марева. Или его оттуда вытаскивал Барри, решивший, что в полночь они должны будут обязательно поцеловаться, дабы не рушить многолетнюю праздничную традицию.
Эштон не задавался вопросом, почему поцеловать хотели именно его. Хотели — и хорошо. Тем более, это был Барри. А Барри охуенно целуется, тут должен был признать каждый.
Сегодня мысли к Виктору не возвращались. Сегодня мыслей не было вообще.
Хватило и тех пяти дней с Рождества, когда он безвылазно сидел в своей квартире, спиваясь всем, чем можно. Оставалось только радоваться, когда к нему заявился Барри с предложением отметить Новый Год в Лотосе. А потом они закрепили это предложение удачным сексом прямо на кухне. Шторы были не задернуты, а жалюзи не опущены и с соседнего дома им что-то одобрительно прокричали.
Эштон лишь счастливо и полупьяно улыбнулся тогда.
Казалось, что Барри — это правильно. Неправильно для общественности, неправильно для Эштона, который так долго пытался бороться с самим фактом существованием Барри. Но было невероятно хорошо. И Барри был хорош. Даже когда он с улыбкой похлопал его по щеке и произнес что-то вроде “хороший мальчик”, а после ушел в душ.
После этого мысли о Викторе больше не возвращались в его голову, бывшего любовника полностью заменил Барри, его руки, язык и едва насмешливый проникновенный взгляд. Эштон словно вернулся на десять лет назад, отдаваясь больше не наркотической зависимости, а зависимости от Барри. Сейчас у него не было стоп-крана в виде слишком правильного Виктора или родителей. Он мог делать, что хотел. Принимать наркотики, сниматься в порно и быть рядом с Барри.
Музыка кружила хмельную голову, вбиваясь в мозг и оставаясь там единым ритмом, в котором Эштон двигался рядом с какой-то не менее упоротой девчонкой. Когда же он выдохся, то упал на диван рядом с Лонгстейром и вытянул у него из рук очередной бокал с каким-то разноцветным пойлом.