— Ты знаешь, как меня порадовать, — прокомментировал Барри, прекращая движения и замирая внутри. Затем отстранился, стянул презерватив и, пару раз пройдясь ладонью по члену, кончил Эшу на поясницу. Это было лишним по мнению самого Барри, но на экранах смотрелось хорошо. На Эштоне тоже смотрелось неплохо, и парень, привычно хлопнув по ляжке, подтянул джинсы и осел на свое место. Полночь уже миновала, оба встретили новый год каждый на своем месте. Не сказать, чтобы Лонгсейр был в этом смысле суеверен, но новогодние традиции соблюдал уже давно. Скорее, по привычке.
— Умеешь порадовать, — повторил Барри, прикуривая новый косяк.
Эштон перевернулся на спину, вытягиваясь на диване. Ноги он положил на колени Барри, а одеться даже не подумал. Парень с блаженной улыбкой смотрел в потолок, в котором видел не неоновые полосы, а что-то более красивое и прекрасное.
Он не кончил, он даже не возбудился, но ему было совершенно плевать.
Сейчас ему было по-настоящему хорошо. Тело было в умиротворенном состоянии и никакие стимуляторы сейчас бы не заставили Эштона встать.
Барри брезгливо сбросил с себя ноги Эша.
— Будешь? — протянул он ему траву.
Эштон покачал головой. Сейчас он даже двигаться не хотел. Было хорошо и без травы. Зато рядом с Барри. Словно, он вернулся на десять лет назад.
— Мне больше достанется.
И парень, уставившись в потолок, снова затянулся.
Эштон продолжал блаженно ловить разноцветные круги перед глазами. Почти как от марок, но состояние гораздо более пластилиновое.
Дни все также шли своим чередом, пролетая мимо в клубной музыке, наркотических приходах и сексе с Барри. Эштон мало, что помнил от каждой ночи. У него лишь только оставалось какое-то осадочное эмоциональное состояние, когда он просыпался по утрам.
Это утро не было исключением.
Он очнулся ближе к вечеру. На то чтобы встать и оклематься нужно было время. Еще через час он все-таки заставил себя подняться, сползая с кровати.
Душ, кофе, сигареты. Дорожка кокаина, чтобы прийти в себя. Стандартный завтрак, к которому парень привык за последние две недели.
А еще через некоторое время в квартиру постучали — так о своем приходе возвестил Барри.
Эштон сначала чуть удивленно посмотрел в сторону коридора — к нему редко заявлялись гости в последнее время. Но дверь он распахнул. И недоумение на его лице стало еще более явным.
— Привет, — отозвался Барри, оттесняя Эштона и проходя в помещение. Давно привыкший к такому режиму, он был как обычно под кайфом и как обычно бодр.
— Как ты после вчерашнего? Охуенно отжёг, как в тот самый первый раз.
Эштон провел ладонью по лицу, потом растрепал ей мокрые волосы и поморщился.
— Мало, что помню. Я снова танцевал с Денни?
— О да, — довольно отозвался Барри, вольно раскладываясь на стуле. — Выиграл и согласился на него. Ты растешь на глазах, Эш, и на глазах скидываешь с себя все веревки твоего дикого бывшего, — хмыкнул парень. — Денни хорош. И он хорошо отозвался о тебе.
Барри подмигнул. Это было последней точкой. Нейтон согласился переспать с выигранным призом, хотя до этого спал только с Барри, и теперь Лонгстейр пришел заканчивать тратиться на наркоту для Эштона и начинать получать хоть какую-то прибыль со своих вложений.
Эштон слегка отвел взгляд, прикусывая губу. Он налил себе в стакан воды и выпил почти залпом — не от нервов, жутко хотелось пить. Кажется, вчера он снова принимал экстази.
— Виктор не дикий, — покачал он головой. — Он просто из тех, кто привык все контролировать. Это не дикость. Это собственничество. Иногда мне казалось, что это правильно.
— Это и есть дикость, — хмыкнул Барри, выбрасывая на стол пакетик с “любимыми таблетками”. — Держи, закинешься под вечер. А собственничество-шнобственничество — херня. Где он сейчас? — парень усмехнулся, хотя и не очень весело. Тема о бывшем любовнике его не радовала, оставалось только ее окончательно закончить, чтобы парень больше о нем не вспоминал.
— Откуда мне знать? — Эштон днем был куда менее радостный, чем по ночам. Он взял пакетик со стола и покрутил его в руках. — Наверное, в своей идеальной жизни. Возможно, с новым идеальным любовником.
Наверное, ему было несколько обидно даже от того, что это могло быть всего лишь частично правдой. И что Эштон совершенно не вписывался в эту жизнь. Со своей прямолинейностью и нежеланием что-либо менять и скрывать.
Виктор ведь прямо об этом сказал.
— Вот именно, — фыркнул Барри, вытаскивая сигарету с намешанной марихуаной. — Один раз зубами клацнул, обломался и свинтил. Диким псам, знаешь, домашние зайки нужны. А мы вольными ветра-ами.
Барри с наслаждением выпустил дым к потолку, растекаясь ветром по полу с осаждающимся дымком.
— Я говорил, что он считает тебя блядью, — авторитетно заявил парень.
Эштон сжал зубы на мгновение. Его взгляд стал более напряженным, чем до этого.
— А ты? Ты считаешь меня блядью?
— Да, — безмятежно отозвался Барри. — Только, в отличие от твоего дикого, я считаю это исключительно преимуществом.
Парень покосился на Эштона и с улыбкой хлопнул по своему колену и качнул в пальцах сигаретой.
— Иди сюда и расслабься. За сколько-то там лет со школы ты стал излишне нервным и заебистым. Этот твой Вик тебя испортил. Хороший виски негоже мешать с колой — только продукт переводить, — кто из двоих был виски, а кто колой, Барри не уточнял. Оба варианта должны были зацепить парня.
Эштон послушно сел на колени, но мыслями был далеко отсюда. Прошло столько дней со времени того, как они с Виктором расстались. А он, наверное, все-таки ждал, что он придет. Придет в Лотос и вытащит его оттуда. Или к нему домой. И привяжет к батарее, сказав, что больше не пустит.
И, честно говоря, наверное, Эштон согласился бы.
Он скучал. И не стал бы этого отрицать.
Виктор был его стоп-краном. И, возможно, это было хорошо.
Эштону нравилась его нынешняя жизнь, но в ней определенно не хватало Виктора, который бы смог в критичный момент его выдернуть.
— Он не испортил меня, — покачал парень головой. — Думаю, это не называется испорченностью.
Барри рассмеялся, передавая сигарету, и смерил парня насмешливым взглядом.
— И как же это называется?
— Это называется серьезными отношениями или что-то вроде того, — Эштон коротко затянулся и выпустил густой дым.
Вся квартира наверняка пропахнет травой.
— И в чем они серьезнее? В ошейнике на шее, фигурально выражаясь? — хохотнул Барри, не зная, насколько был прав с предположением об ошейнике. — Или в ревности? Ревность это высшая форма недоверия, как я понимаю. Мне казалось, это противопоказано при… серьезных отношениях?
— Это не было ревностью. Он остро реагировал на тебя, потому что из-за тебя я вел себя неосмотрительно. Сначала резал вены, потом снялся в порно… Конечно, ты ему не нравился, — усмехнулся Эштон. — А ревновать… Он никогда меня не ревновал. Это даже странно.
— Он тебя ревновал, — с новой насмешкой повторил Барри. — И не давал тебе быть собой. Ты ведь настоящий такой. Всегда был, всегда есть. Он тобой крутил и тебя портил, говорю тебе. Сейчас тебе ведь лучше, чем было, признай. Ты не стеснен. Ты свободен. И не привязан к колышку как козел. Не должен жрать траву в одном жалком кругу, — презрительно фыркнул он, — а волен гулять в любом поле и огороде. Курить, пить, танцевать. Вот это — жизнь, Эш. Не верю, что ты не чувствуешь ритма.
— Просто пока мне непривычно, что я теперь могу себе позволить все то, что запрещал полгода, — Эштон тряхнул головой, выкидывая лишние мысли из головы. Ему не стоило думать о Викторе, когда тот о нем также не думал. Если бы думал, он бы пришел, позвонил, скинул сообщение… Но все было тихо. Значит, можно было не думать о бывшем любовнике.
— Можешь позволить все — и даже больше, — отозвался Барри. — Кстати, у меня к тебе предложение. Хочешь с удовольствием заработать, не отходя от кассы?
Эштон отнял сигарету от губ и посмотрел на Барри, хмурясь:
— Чем заработать?