— Он сидел и до меня, — мрачно отозвался Виктор. — Но я слишком сильно давил на него, заставляя от этого отказаться. Он прогибался, и я был уверен, что все хорошо. А потом спружинил. Я должен от него отказаться, понимаешь? — с нажимом произнес Хил, доливая себе виски. — Потому что я делаю хуже. Должен отказаться.
— И правильно, — кивнул Шон, убирая со стола виски и стаканы. Он составил посуду в раковину, а бутылку убрал в шкаф. — Ты должен от него отказаться не потому что делаешь хуже ему, а потому что делаешь хуже себе. Не видишь, до какого состояния себя доводишь?
— Ты-то, блять, что видишь? — огрызнулся Виктор, вскидываясь. От резкого движения помутнело в глазах, и Хил зашипел, возвращаясь в исходное положение и пережидая. — Ты вообще нихуя не знаешь. От тебя десять лет ни одного слова не было.
— Я тебя знаю, Виктор, — спокойно отозвался Шон, находя коробку с чаем и принимаясь за заварку. — Знаю твой талант к самоуничтожению. Не стоит так себя мучить. Он бы никогда не выбрал тебя, выбирая между тобой и наркотиками.
— Но он уже выбирал, — парировал Хил. — Он пытался.
— Херово он пытался, если в итоге все равно выбрал наркоту, — фыркнул Шон, ставя перед братом кружку с чаем. — Пей и приходи в себя.
— Я слишком сильно давил, — сокрушенно отозвался Хил, не притронувшись к чашке. Он был слишком пьян, чтобы пить чай. — Очень многого пытался его лишить разом. Я не хочу терять его. Я столько сделал… Столько всего испортил.
— Он потерял сам себя, Виктор, — Шон вложил сам чашку в руки брата. — Ты не виноват ни в чем. Не все обладают таким сильным характером, как ты. Не все могут лечь за кого-то в наркоклинику, бросить наркотики ради кого-то…
— И ты не мог, — упрямо поднял Вик взгляд на близнеца. — Именно поэтому я сделал то, что сделал.
— Я и не говорю, что я лучше него. Именно поэтому я так и говорю. Я _знаю_ о чем говорю, понимаешь?
— Ты _не_ знаешь, о чем говоришь, — отозвался Виктор, явно снова понемногу погружаясь в себя. — Не хочу об этом говорить.
Шон не выдержал и тряхнул его за плечи.
— Так, посмотри на меня. Смотри на меня, сказал, — его голос звучал очень уверенно. — Твой парень — наркоман. И ничто ему не заменит наркотики. Ни ты, ни твое чувство вины. Ты не виноват в том, что он больше любит упарываться, чем трахаться с тобой. Это его выбор. Понимаешь, _его_. И он сделал его осознанно.
— Сомневаюсь, что выбор можно назвать осознанным, когда его делают под кайфом, — язвительно огрызнулся Хил. — Это мой выбор, Шон. И я несу ответственность за все его последствия.
— Я вижу, как ты несешь последствия, — со скепсисом хмыкнул Шон. — Спиваешься на кухне и винишь во всем себя.
— А вот это уже не твое дело, — огрызнулся Виктор.
— Это мое дело, если я здесь, — не согласился Шон. — Давай, поднимайся, — он потянул его наверх.
— Если ты здесь, то потому, что просто пришел. Это не делает мое дело твоим.
— Поднимайся, — шикнул на него Шон, все-таки стаскивая его со стула. Потом затолкнул в ванную. — Протрезвей и посмотри на вещи адекватно.
Мужчина включил душ и струю холодной воды направил прямо на Виктора, нисколько не заботясь о том, что льет воду еще и на пол.
Виктор упираться не стал, вваливаясь в ванную.
— Убирать сам потом будешь, — огрызнулся он, вырывая душ из пальцев брата. — Я сам в состоянии.
— Потом уберешь, как протрезвеешь, — Шон кинул в него полотенце. Состояние брата ему категорически не нравилось. — Иди проспись. Завтра будем решать, что с тобой делать.
— Я тебя не просил срач тут разводить, так что завтра и уберешь, — полотенце шлепнулось в разлившуюся по кафелю лужу, и Хил отпихнул его ногой в сторону, открывая холодную воду над раковиной.
— Ты ведешь себя, как малолетний идиот, которого бросила подружка. Ты так не переживал даже после развода. Успокойся и прекрати психовать!
— Сделай одолжение, свали нахуй до завтра, — снова огрызнулся Хил, — до завтра.
Шон бросил на него еще один внимательный взгляд, потом вздохнул, поняв, что бороться с этим бесполезно, и кинул Виктору еще одно полотенце.
— Без глупостей, Вик.
Виктор только отмахнулся, склонившись над раковиной.
— Без глупостей.
Шон все-таки ушел, но на следующий день пришел снова. Звонил в дверь очень настойчиво, жалея, что вечером все-таки не позвонил на всякий случай. Мало ли что Виктору может прийти в голову. Он-то знал об импульсивности брата в такие моменты.
Виктор открыл дверь не сразу. Он стоял на пороге заспанный, небритый, с бодуна — явно продолжил пить и после ухода брата. Но взгляд был более адекватен, чем вечером: Хил успел проспаться, хотя явно теперь жаждал опохмелиться.
— Хватит звонить, — резко попросил он, морщась.
Шон мстительно еще несколько секунд не отрывал палец от звонка.
— Алкоголик, — бросил он, заходя внутрь квартиры. — Собирайся. Не тебе ли пора на работу сегодня? Специально позвонил Николсону и поменял вам смены. Так что на опохмел времени у тебя нет.
Хил помассировал виски, унимая гул в голове после звонка.
— Извини за вчерашнее, — отозвался он, припоминая произошедшее. Ему не стоило быть таким резким, но Хил терпеть не мог, когда в его дела лезли. — Но раз у меня нет времени, значит, у тебя достаточно времени, чтобы убраться в ванной.
— У меня достаточно времени довезти тебя до конюшни и поговорить. Ванную сам уберешь, — сказал Шон, явно не желающий сходить с намеченного пути.
— Не строй из себя упрямого увальня, — поморщился Виктор, проходя на кухню. — Вода на полу — твой косяк. Ты мог быть аккуратнее в чужом доме.
— Это я еще упрямый увалень? — расхохотался Шон. — Все, давай вали в душ. На пол кинь полотенце, я кофе заварю. В конюшне нужно быть к полудню.
— С каких пор ты общаешься с Николсоном? — задал новый вопрос Виктор, а потом приложился губами к струе, с наслаждением втягивая в себя воду.
— С тех пор, как ты свихнулся на своем наркомане и не желаешь слушать никаких доводов в пользу адекватного мнения по поводу этой ситуации. Вчера я в этом уже успел убедиться, — Шон принялся колдовать с завтраком.
Не то чтобы он умел готовить, но был достаточно ознакомлен с технологией готовки бутербродов.
— Он мне доверился, — вскинулся Виктор, хотя и не так активно, как вчера. — А я его упустил.
— Если бы он не хотел, ты бы его не упустил. Если бы он доверился, он не дал себя упустить. Виктор, ты совсем не понимаешь, что ли?!
— Я понимаю! — огрызнулся Хил, оторвавшись от крана. А потом сбавил обороты:
— Только ты не знаешь, как бы мне хотелось обратного.
— Тогда чего ж ты не придешь к нему, не выяснишь все окончательно и не поставишь все точки над нужными буквами и после них? Зачем сидеть, пить и материть себя? В этом нет ни смысла, ни толка. Пей кофе.
— Ему и так хорошо, — хмыкнул Хил, забирая кружку. — Он с Барри. Тусит, упарывается и снимается в порно. Я не должен был допустить такого. Не того, чтобы хорошо было. А вообще. Когда мы сошлись, я обещал, что… И теперь для удержания слова я вынужден отступиться. Иначе все это пойдет по кругу, снова и снова, пока не закончится чем-то плохим. Понимаешь? Я не хотел такого. Не хотел делать хуже. И сейчас не хочу.
— Порно? — нахмурился Шон. — Какое порно? И что за Барри?
— Барри — тот, с кого начался весь этот пиздец, — дернул плечом Хил и отставил кофе.
— Ладно. Я лучше в душ. Расскажу обо всем по дороге на конюшню. Тогда, может, поймешь, о чем я.
***
— Операция — лучший выход, Виктор, — Шон сидел на кухне брата, смотрел на того с укором и поджимал губы. Упрямство Виктора порой выводило из себя даже спокойного Шона. Вик ни в какую не хотел соглашаться на операцию, которая сейчас, по подсчетам врачей, не была такой уж рискованной, как несколько месяцев назад.
— Лучший выход откуда, прости? — со вздохом полюбопытствовал мужчина. Конечно, Шон имел в виду Эштона. Глаз потерян во время отношений, отношения — как уверял брат — необходимо было пройти и забыть, а значит, нужно было обрубить все веревки и сжечь все мосты.