И как раз этого Виктор никогда не умел делать, влача за собой целый шлейф из обрывков.
И как раз в этот раз Хил менее всего хотел что-то обрубать и сжигать.
— Лучший выход из твоей депрессии, блять, — Шон начал терять терпение. Виктор был упрям, как осел, и делал это словно на зло. Шон ему уже привел сотню аргументов о безопасности операции, нашел врача и внимательно рассмотрел его страховку, чтобы точно быть уверенным, что она покроет операцию. Но нет, он продолжал упрямиться. Как последний идиот, цепляющийся непонятно за что.
Впрочем, цеплялся он понятно за что.
— Ладно, — Хил сдался, отворачивая взгляд куда-то в стену. Шон был прав. Не всегда был прав, но в этот раз точно был прав. Виктору необходимо было время, окончательно все переварить, увериться, что Эштон не очень-то страдает и беззаботно отрывается, выбрав ту жизнь, которой так желал все время их отношений. Сейчас Вик чувствовал себя виноватым, словно держал вольную птицу в клетке. Сравнение ему не нравилось совершенно ни формулировкой, ни сутью, но на ум приходило только оно, от чего было лишь еще хуже.
Он надеялся, что Эштону все же больше по нраву отсутствие наркотиков, что он все еще хочет бросить, хочет в тайне, как хотят сестер или матерей, забивая порочное желание и зарывая его в себе как что-то неправильное, с чем невозможно смириться.
Хил помог бы смириться, помог бы вернуться в нормальную жизнь, Эштону только нужно было признать это желание, показать его чуть сильнее, не закрываться…
Или Виктору нужно было быть в сто, в двести раз аккуратнее, тогда бы он ничего не испортил и не предал бы оказанного доверия.
Для него провал был слишком важен и заметен, чтобы забыть его и отказаться от всех напоминаний и ошибок.
Но Шон был прав. Хил сам говорил, что опыт нужно в первую очередь учитывать для правильности будущих поступков. Эштон пал ниже, чем был, это не давало Виктору покоя, но тот все же был на том месте, на каком хотел быть.
И тут Хил умывал руки.
— Ладно, — повторил он. — Я согласен.
Шон облегчено вздохнул. Хоть что-то в этом мире принимает стабильность. И то, что Виктор начал постепенно отходить от своей вечной депрессии и соглашаться с братом определенно было добрым знаком.
— Тогда я договорюсь на обследование конце неделе. Врачи точно скажут прогноз, чтобы ты перестал сомневаться. И уже максимум через месяц будешь с двумя глазами. И нас снова могут путать. Если только ты прекратишь ходить с таким мрачным лицом, словно вчера вечером закопал кого-то в лесу, — фыркнул Шон. — И нет, отмечать мы это будем только чаем. Хватит с тебя алкоголя.
— Да, завязка мне не помешает, — Виктор цокнул языком, выглядывая в окно, а потом посмотрел на брата:
— Забери весь алкоголь из бара. Лишним не будет. Может, твоя супруга тоже составит компанию?
— Возможно, но она несколько смущена отношениями в нашей семье, — устало вздохнул Шон. — Но о тебе она регулярно спрашивает. Рада, что ты успокоился.
— Ты нашел себе хорошую девушку, — оценил Виктор. — Хотя, скорее, она тебя нашла. Я прав?
— Прав, — кивнул Шон. Отпираться смысла не было. — Она и правда замечательная. Перетерпела мою ломку, была рядом… Я только за это мог на ней жениться.
— Почему ты завязал? — спросил Виктор. — Ты ведь тогда не то что не мог, не хотел.
— Ради нее захотел. Она не просила, не пыталась меня контролировать и все прощала. И в какой-то момент я понял, что ради нее готов на все.
Виктор стиснул зубы, примеряя, видимо, услышанное на свой собственный опыт. Потом вздохнул, расслабляясь.
— Хорошо, что все так сложилось. Рад, что вы нашли друг друга. Позови ее на ужин. Обещаю сидеть за столом с более веселым выражением лица.
— Она поймет, если тебе не захочется улыбаться или веселиться, — Шон погладил крышку стола пальцами. — Не стоит напрягаться при ней. Ее это больше смутит.
— Я знаю, — кивнул Вик. — И я имел в виду немного другое.
— И что же?
— Это был намек на юмор, — отозвался Хил.
— Очень хуевый намек, — выразительно посмотрел на него Шон. — Исправляй эту хуевость и жди нас в гости. Плоские шутки гораздо хуже мрачной рожи.
— Я думал, любой намек на юмор лучше того, что было.
Вик шевельнул головой, разминая позвонки. Медленно, но он все же начинал отходить. Шон сдвинул восприятие ситуации. Переубеждать Хила было бесполезно, но близнец помог продержаться до того момента, как Виктор смог переосознать и вывести для себя наиболее верное решение, стабилизироваться и устаканиться. Оставалось лишь пройти по намеченному пути.
Отпустит его не скоро, Вик это понимал, но по крайней мере, он уже не рассыпался, как было ранее.
***
Наверное, спроси Эштона сейчас, зачем он это делает, он бы не смог ответить. Даже если бы вопрос задал сам Виктор, в дверь которого он сейчас крайне настойчиво звонил.
Выглядел парень после полугода беспробудных гулянок, беспорядочного секса и непосредственно влияния Барри крайне не очень.
Сильно похудевший, бледный, с тенями под глазами и, казалось, совсем выцветшими глазами. Но сейчас он был не под кайфом. Достаточно адекватен, насколько это было возможно в его ситуации.
Пальца от дверного замка он не отрывал, смотря прямо перед собой, будто уходя в транс. Он в нем и был. Странно вообще было лишиться практически всего ради кого-то, а потом лишиться и этого кого-то. И только потом понять бессмысленность своих действий. До конца не осознать, но уже понимать.
Ситуация напоминала что-то из разряда мелодраматических фильмов для девочек. По крайней мере, чувствовал он себя именно такой непробиваемо тупой девочкой-подростком.
Дверь открылась с сиплым интересом “кого нелегкая принесла”. Мужчина, с пролегшими под
глазами — под обоими глазами — синяками уставился на Эштона, явно не понимая происходящего.
В теории, это был Виктор. Но Виктор подал голос откуда-то с кухни:
— Да выруби эту хуйню.
— Не горлань, — попросил в ответ Шон и мягко подцепил руку парня от звонка. — Тебе чего тут?
Эштон уставился на мужчину, немного наклонив голову набок, не совсем понимая сначала, что не так. Лишь через пару секунд осознал, что глаза два и что перед ним не Виктор. Не только из-за глаз — бывший любовник вряд ли бы среагировал таким образом на внезапное появление Эштона.
Парень сделал шаг назад, качая головой, только сейчас осознавая всю глупость своего поступка.
Нахрена вообще пришел? И хорошо, что дверь открыл не Виктор, была возможность незаметно уйти.
— Квартирой ошибся, — сказал он, направляясь к лифту. — Извините.
Нажав на кнопку, он очень надеялся, что двери лифта сразу откроются, но лифт заскрежетал где-то сверху, спускаясь.
А Хил уже сам выполз с кухни, посмотреть на упрямо звонившего. И замер в дверях рядом с братом, похожий на него как две капли воды. С вылеченным глазом и такими же синяками Виктор выглядел лучше, чем еще три месяца назад, но много хуже, чем обычно.
Он осекся на начатой было фразе, встретившись взглядом с пришедшим. В организме все свернулось в тугой комок, перед глазами встало то, что Вик так упрямо пытался оставить в прошлом. Мужчина пропустил один вдох, выдохнув дважды подряд.
Если бы он не отказался от алкоголя несколькими месяцами ранее, то решил бы, что допился до горячки: галлюцинации бывшего любовника были бы даже слишком плохим знаком.
— Привет, — спустя паузу, подобравшись, все же выдал Хил. Шон, поймав повисшее настроение, хлопнул его по плечу и скрылся в квартире. Эмоции во взгляде были весьма смешанные, но безудержной радости там точно не было. Лифт открыл двери.
Эштон смотрел прямо на мужчину, забыв про лифт. Здороваться в ответ он не стал, просто стоял и смотрел на него. Оправдание своему визиту он не смог быстро найти. Тем более, Виктор наверняка счастливо женат. И вряд ли его жена с распростертыми объятиями примет любовника мужа.
— Я правда ошибся квартирой. А заодно и домом с улицей, — последнее он добавил уже тише.