Сегодня у меня отличное настроение. Я прощаю всех. Моя тайна придает мне силы вынести и мальчишеские выходки, и неразумение взрослых. С улыбкой вспомнил, как старшие ребята из седьмого класса опускали мою голову в унитаз, дабы «выбить из меня дурь», и я почти засмеялся вслух, когда вспомнил, как учитель Брагесен написал родителям письмо, в котором сообщал, что после всего случившегося я посмел стоять в классе с мокрыми волосами, хотя была зима. Да, да. Брагесен умер, а старшие ребята опустились и стали алкоголиками. Гуннар даже убил своего друга и сидел в тюрьме. Так что им как бы воздалось по заслугам. Я не засмеялся, но снова хихикнул про себя и простил их всех за злостные проступки, правильнее сказать, конечно, проявил к ним снисхождение.
Гревлингстиен. Хорошее название. Означает барсучья дорожка. Многие почему-то против барсуков, но только не я. Наоборот, можно сказать, почти люблю их. Блок был, как две капли воды, похож на мой. Третий этаж, парадная «б». Если таблички с именами правильно расположены у звонков, ее зовут Ригемур Йельсен. Я произнес тихо только для себя: Ригемур Йельсен. Р-и-г-е-м-у-р Й-е-л-ь-с-е-н. И если скороговоркой, то получится: Ригемурйельсен. Во избежание ошибок и неточностей я поднялся на третий этаж и посмотрел на имя, выгравированное на медной пластинке на двери. Точно. Ригемур Йельсен. За этой дверью жила Ригемур Йельсен, жила как раз на третьем этаже в блоке на Гревлингстиен 17«б»; там она срывала увядшие листья с цветов, слегка склонив голову набок — точно так, как делала по привычке мама.
Успокоенный, я спустился по лестнице и вышел на улицу. Не знаю, почему, но на глазах выступили слезы. «Ригемур Йельсен, — думал я. — Мы узнаем все о тебе. Можешь положиться на меня».
Я вскипятил воду в большом чайнике, заварил чай и залил его в термос, термос фирмы «Дарьелинг», как сейчас помню. Потом я взял термос и большую белую кружку, подарок мамы на день рождения, когда мне исполнилось двадцать два года, и занял место на «мостике».
Она сидела на диване и смотрела телевизор. Фантастика да и только! Фантастика заключалась, конечно, не в том, что она сидела на диване и смотрела телевизор. У меня было такое чувство, что я, если захочу, могу взять ее за руку, что она находится вблизи меня, что я почти ощущаю ее дыхание.
Видимость была потрясающая. Телескоп отличного качества. Лучшего не пожелаешь! Впрочем, фантастика заключалась еще и в том, что она сидела на диване и смотрела телевизор, словно меня и не было, в естественной расслабленной позе и с явно олимпийским спокойствием. Вот это и ввело меня поначалу в заблуждение. Но я быстро сообразил, что оно, это заблуждение, является результатом моего собственного переживания непосредственной близости, иллюзии, будто я нахожусь за ее окном. Она же не ведала и не знала ни о чем. Я сам выдумал подобную ситуацию, и мое подсознание никак не могло смириться с тем, что она не реагировала на мое присутствие возле нее, не обернулась и не посмотрела испуганными и вопрошающими глазами.
По моим подсчетам ей было под шестьдесят. Волосы — темные, почти черные, с заметной проседью. Круглое лицо, мягкие черты лица. Бюст — пышный, однако ни в коем случае не сравнимый с бюстом Гру. Как Ригемур Йельсен выглядела бы сзади в мокрой, облегающей фигуру одежде, разумеется, трудно сказать. Хорошо. Но внешний облик Ригемур Йельсен, безусловно, грубо говоря, был таков. Цвет ее глаз, размеры рук и пальцев, об этом я скажу позже. Точно так же о ее мыслях и чувствах, мнениях, предположениях и надеждах. Но жизнь, которую она вела в этой квартире на 65 квадратных метрах, предстала сейчас непосредственно передо мной, а спустя несколько минут я мог с большей или меньшей уверенностью сказать нечто о ее особенностях. Теперь, к примеру, она сидела и смотрела телевизор. Во вторник вечером без двадцати минут девять, в ноябре месяце сидела Ригемур Йельсен и смотрела телевизор. Почему? По старой привычке или случайно? Определенную передачу? Но какую? Необходимо выяснить и уточнить. Вероятно, потребуется неделя, а может быть и несколько, прежде чем я сумею ответить на поставленные вопросы. Но что сумею, я нисколько не сомневался. Только вот заранее скажу, что был бы очень и очень расстроен, если бы видел Ригемур Йельсен каждый вечер в одно и то же время у телевизора. Факт, свидетельствующий о многом — о ее личной пассивности, о монотонности ее бытия. Но пока…