«YouTube: Взгляд30»
«Главной задачей было добиться выразительности и яркости. Мы поддерживали любое творчество операторов, любые эксперименты, от точек съемки до движения и даже падения камеры… На телевидении считалось, что показывать надо того, кто в данный момент говорит. Я тогда поспорил с Андреем Разбашем и убедил его в том, что с точки зрения зрителя может быть гораздо интереснее показать что-то совсем другое… А однажды мы снимали программу в огромном шведском торговом центры, и Разбаш надел на Сашу Любимова микрофон-петличку, а камера вошла в торговый центр, прошла по всем трем этажам без единой монтажной склейки и вышла на столик в кофейне, где сидел Любимов, который говорил одним куском весь закадровый текст, и как раз заканчивал последнюю фразу», – Иван Демидов.
«Как-то мы снимали в одном торговом центре в Швеции, и Разбаш с Демидовым придумали, что мой длинный комментарий будет записан синхронно, но за кадром, а камера в это время будет ко мне приближаться и в конце концов «выйдет» на мой крупный план. Такого мы никогда не делали. Настоящий адреналин. Но когда, наконец, камера «вышла» на мой крупный план, я вообще чуть не потерял самообладание. Мои родные еще и поставили Разбаша с камерой на скейтборд, а Ваня его аккуратно двигал в мою строну. У нас же не было тогда ни стедикамов, ни обычных операторских тележек. Мы даже скейтборд впервые увидели», – Александр Любимов.
Это было время открытий телевизионного велосипеда. «Взглядовцы» не видели ни одной зарубежной программы вплоть до 1988 г. Они учились на ходу монтажу, нарушая все правила, и не понимали, почему у них иногда получается. Существовали и другие проблемы, которые нужно было решать, – организационного характера, как говорят теперь, – из области менеджмента. Невозможно было мириться с тем, что после программы ведущему нельзя просто сесть в машину и уехать домой, потому что останкинская машина должна развезти еще троих ведущих других программ в разные концы Москвы, что нельзя получить камеру, когда она нужна на съемки, что на монтаж сюжета есть только одна монтажная смена, за время которой нужно также успеть отсмотреть весь отснятый материал – а значит, нет права на ошибку. Для того, чтобы изменить модель работы, требовалась новая экономическая модель.
«Есть такое профессиональный метод, который иногда помогает в поисках – иди от противного, посмотри как есть и сделай по-другому. В первых выпусках ведущие пытались надевать галстуки, но мы заменили все это футболками, куртками, свитерами. Не скажу, что мне близка эта эстетика, но я понимал, что будет бомба, когда на советском телевидении появятся просто хорошо выглядящие пацаны, в совершенно другой эстетике. Саша Любимов был абсолютный американец, белозубый, высокий, силуэт треугольником, янки. Влад Листьев – такой француз, в бежевом, усы, прищур. Дима Захаров – зануда, математик, ботаник, фрик из Силиконовой долины, как сейчас сказали бы… Мы раскручивали их образы, сделали промо-ролики с их лицами, поворотами головы, внимательными взглядами… Одних только стилей отбивки «Взгляд» мы смонтировали штук пятьдесят… В студии мы поставили движущиеся камеры, операторские краны. Ведущие танцевали с гостями, двигались, прыгали, даже играли в большой теннис – была натянута сетка, и передача начиналась с того, что Листьев с Захаровым играют в теннис», – Иван Демидов.
У программы «Взгляд» не было жесткого хронометража, обычно ее планировали на 90 минут, но она могла продолжаться и более двух часов, если в программе были важные темы. Иногда ночные посиделки заканчивались в третьем часу ночи. Требовалось внедрять индустриальный подход и начинать мыслить временем – фактически «взглядовцы» самостоятельно изобрели верстку программы – оценивать каждый сюжет с точки зрения полезного содержания, полезной эмоции, и жестко планировать хронометраж.
«YouTube: Взгляд30»
«Идей было много, но было понятно главное – что все должно быть компактно, все сюжеты быть не длиннее семи минут, и что это должен быть такой калейдоскоп, бешено вращающиеся колесо, которое предоставляет самые различные виды информации, и конечно, музыку. Правда, я думал, что я буду работать не в кадре, а заниматься сценарной стороной дела, и меня фактически насильно выпихнули в кадр… Сначала это было состояние ужаса при виде камеры, а потом, естественно, выработалась привычка», – Дмитрий Захаров.