Во время бессонницы всю эту цифирь спроецировал я на себя. Вот что вышло. Двадцать восемь суток провалялся я в ГКБ-61. Окольным образом вызнал… Моя медицинская компания «Солидарность для жизни» (нелепейшее название) выделяет лечебному учреждению за каждого больного 28 рублей в сутки. Итак, МСК израсходовала на меня — за 28 суток — 2640 рублей. А это была уже вторая госпитализация за год. Значит, я пациент невыгодный, со мною можно прогореть. Однако никто, слава богу, не горит и не разоряется, а только причитают: «Ах, больницы бедствуют. Нет нужных лекарств. Градусников даже не хватает. Экономят на полотенцах. Белье драное».
И все же эта картина безобразий неполная. Как и всюду, здесь тоже контрасты…
Многие кабинеты диагностического назначения оснащены большей частью современной аппаратурой — электронной, лазерной. Пять-шесть лет назад ничего подобного не было. Вместе с тем страшно подумать: искусно оперированный больной может запросто загнуться в палате от сквозняка или же попадет на поварскую «мормышку», заглотнув ее вместе с кашей, как я испытал в тот заезд дважды.
Двадцать восемь суток моего пребывания в клинике — явно сверхнормативное. Обострение бронхолегочной болезни (как записали в анамнезе) случилось из-за воспаления легких, которое я подцепил, лежа у щелястого окна, на сквозняке… За это я должен кланяться и благодарить Никулина!
С некоторых пор меня мучит боль в ступне. Ощущение такое, словно от пламени паяльной лампы. Районный невропатолог послал меня в диагностический центр. Было обследование. С сосудами, с нервами будто бы все в порядке, пятка же огнем горит. Оказавшись в тот раз в клинике, поведал о своем недуге. Лечащий доктор Чикарева проявила к моей болячке неформальный интерес, заодно проинформировав коллег неврологического отделения, этажом ниже.
На следующий же день после завтрака явился врач, назвалась Татьяной Геннадьевной. Между нами состоялся ознакомительный разговор на общие медицинские темы. Не глянув на проблемное место (не предложила хотя бы носки сиять!), сказала: явиться в их отделение. Что на следующий день я в точности исполнил, застав в ординаторской пир горой.
Спору нет, медики тоже люди, ничто человеческое им не чуждо. У них свои компании и своя же личная жизнь. Сквозь гомон и звон бокалов мне крикнули через головы открытым текстом: «Потом, потом!». Приволочился на следующий день. Угодил на общую трапезу. На столах букеты метровой высоты, между ними горы яств.
Через лечащего врача передали: невропатолог нанесет визит в мою палату сама. Два или три дня прошли в нервном ожидании. За это время прошел я компьютерное обследование (платное!), меня облучили на аппарате Допплера… Иногда встречал в коридоре Татьяну Геннадьевну — она бросала на ходу что-то нечленораздельное и уносилась вдаль.
Поделился сомнениями с сопалатниками. В один голос было сказано: доктор меня ангажирует. Проще говоря, намекает, что вероятную услугу врача я должен заранее профинансировать.
Многому научила меня жизнь — к счастью или к несчастью, не освоил техники всучения взятки. Ну пусть бы Татьяна Геннадьевна на манер официантки в ресторане открытым текстом обозначила: «Это вам, больной, будет стоить столько-то. Извольте платить по внутреннему прейскуранту… Ну и о чаевых, пожалуйста, позаботьтесь». Право, так было бы честней, чем морочить голову (и еще нечто!) непрактичным субъектам.
С отчаянья решился я на последний шаг. Поплелся к зав. неврологическим отделением З. И. Крутик за советом: что мне дальше делать, как жить? Сообразив, что дело зашло уже далеко, Зинаида Ивановна пригласила на разборку свою коллегу Фатееву. Не кривя душой, поведал я дамам о своих проблемах, как все началось… Выслушав меня, заведующая изрекла: она-де отвечает за больных только своего отделения. На то вроде бы даже есть соответствующий приказ городского комитета здравоохранения, запрещающий врачам контактировать с «чужими» пациентами. Из этого следовал недвусмысленный намек: труды Татьяны Геннадьевны обязана оплачивать не страховая компания, а имярек, обратившийся, за медпомощью…
Тут уж я не выдержал и заявил, что с самого начала ни к кому за медпомощью не обращался — меня втянули в авантюру. Дамы, естественно, надули губки! Я же с чем пришел, с тем и ушел в свою палату.
Время на больничной койке тянется медленно, проходит в основном в раздумьях о бренном, а также о том, что было с нами прежде и как стало. На незримых весах чаша прошлого перетягивает. Теперь ЭТО не жизнь, а, как заметил русский классик, житие! В тот приезд до меня дошло: из нашей медицины выпало важнейшее звено — душа, в обиходе называемая МИЛОСЕРДИЕ.