Лечиться дедушка не стал. Сказал: «Пусть будет как будет».
Зато через месяц снова захотел покурить. Сигару.
– Купи мне коробочку «Кохиба», – сказал он. – «Эсплендидос».
– «Коиба», – поправил внук. – Но ты ведь любишь «Ромео и Джульетта», нет?
– Да-да, конечно, – кротко сказал дедушка, поджав губы.
Через полгода она сказала, что его внук наконец-то сделал ей предложение.
– Откажи, – сказал дедушка. – Ну, или уж в самом крайнем случае, не рожай от него детей…
Он нагнулся, открыл тумбу письменного стола. Вытащил толстую папку писем и фотографий.
Оказалось, что дедушкин сын был ее отцом.
– Подлый человек! – закричала она. – Почему ты молчал?
– Я уже умер, – сказал дедушка.
Он слегка откинулся в кресле, но сидел крепко. Темное пятно набухло в его широких домашних штанах, тонкая струйка побежала на пол. Потом голова начала съезжать набок. Левый глаз закрылся, а правый глядел сначала на нее, потом на люстру.
В пепельнице лежала погасшая сигара. Она взяла ее, закурила, помня, что затягиваться нельзя. Только наслаждаться ароматом. Окуталась дымом. Чуточку вдохнула его носом. Разогнала дым ладонью. Решила, что всегда будет курить сигары.
Позвала дедушкиного внука, велела ему вызвать «скорую» и милицию и стала обдумывать, как бы не очень обидно сказать ему, чтоб он поскорее выметался вон.
Записки сумасшедшего
Давно это было. Ну, как сказать, давно. Лет тридцать назад. Еще в той жизни. Мне еще сорока лет не было. Лет тридцать с чем-то. Полжизни назад, в общем.
Нет, ничего особенного не было. Так, разговор.
Но запомнилось.
В общем, был я где-то уж не помню где, в ближнем пригороде. Зима, мокрый февраль. Иду через дворы – мне показали, как побыстрее к электричке выйти. Пробираюсь между сугробами по тропинкам, мимо длинных трехэтажных домов из серого силикатного кирпича.
Вижу, на скамейке сидит женщина. Перед ней коляска. Рядом малыш играет лет трех, куличики лепит из снега, зима потому что. Наберет снегу в жестяное ведерко, утрамбует, перевернет, на снег поставит, стукнет лопатой по донцу, снимет – готов кулич. Засмеется и как шарахнет по нему лопатой! И снова кулич делает тем же манером, и снова разбивает. Я это вижу, пока по тропинке иду. Мне тоже весело стало.
Вот подошел близко. В коляске маленький спит. Не совсем маленький, а года полтора примерно. Не в конверте, а в комбинезоне.
А мама ихняя сидит на краешке заснеженной скамейки, выпятив свой довольно уже заметный живот. Заметный под старым драповым пальто на вате, с кургузым цигейковым воротником. Бабушкино какое-то пальто или тетино. Сапоги разношенные, со сбитыми и стравленными зимней солью носами. Варежки вязаные. И шапочка такая же.
А глаза сияют.
– Галя! – говорю. – Ты?
Она меня не сразу узнала. Понятно – я был, во-первых, на курс младше. А во-вторых, она не на нашем факультете училась, а на соседнем. На другом этаже. И мы пару раз виделись на лестнице, где все курили. Кто-то нас познакомил. И еще в библиотеке раза три поздоровались. Да, и еще один раз вместе шли из библиотеки до метро, случайно получилось: последние выходили, брали пальто из гардероба. И всё. Но я ее запомнил. Хотя ничего особенного. Только вот глаза как будто сами светятся.
Вот. Я, значит, ее сразу узнал, а она меня долго опознавала, как она выразилась. Но потом сказала: «А, да, да! Помню! Точно! Филфак, четвертый курс».
– Ну, – говорю, – как дела? Как живешь?
– Отлично, – говорит. – Сам видишь! Третьего жду!
– Класс! – говорю. – А у меня только один. Одна, в смысле. А муж кто?
– Нету, – весело так говорит.
– Развелись?
– Да нет. Никогда не было.
– А как же ты справляешься?
– Мама-папа. Правда, они старенькие, но пока ничего.
«Ничего себе! – думаю. – Старенькие мама-папа, две пенсии. Сама, небось, либо вовсе не работает, либо как-то так, уроки, переводы, рефераты. Иждивенка при стариках? Дурочка? А если ты дурочка, то дети малые при чем?»
– Послушай, Галя, – говорю, – можно, я тебе вопрос задам.
– Давай.
– Галя, но сначала вот что. Мы с тобой когда-то знакомы были, так? Но никакой симпатии и, боже упаси, любви у нас ведь не было, так? Ты мне не нравилась никогда, и я тебе тоже. Так?
– Ну, так, так. А что?
– Но я при этом видел, что ты очень хороший человек.
– Ишь ты! – говорит. – К сожалению, не могу вернуть комплимент. Мне про тебя казалось наоборот, ты уж извини. Ты в крайнем случае приличный. Воспитанный, начитанный. Но не более того.
– Почему? – я даже удивился.
– Потом, – говорит она. – Давай свой вопрос.