Денис Викторович Драгунский
Вид с метромоста
Рассказы
Предисловие
Я довольно старый человек, потому что родился в декабре 1950 года, то есть в первой половине прошлого века. Звучит внушительно, но не очень весело. Зато писатель я пока еще молодой, потому что свою первую книгу выпустил в 2009 году. И сочинять рассказы начал незадолго до этого, осенью 2007-го.
Рассказы я стал вывешивать в своем блоге (кстати говоря, продолжаю это делать до сих пор) – там меня нашли издатели и предложили собрать эти занимательные истории в книгу.
Это была трудная задача. Потому что книга рассказов – это не просто рассказы, собранные в кучу. Свою первую книгу «Нет такого слова» – там двести коротких историй – я писал примерно год, а составлял два месяца. Я взял двести маленьких бумажных квадратов, написал на них названия рассказов, раскрасил в разные цвета: синим – рассказы-воспоминания, желтым – рассказы-эссе, а белым – просто выдуманные истории. Выложил на большой стол и целых два месяца переставлял эти фишки с места на место. Добиваясь того, чтобы смешные рассказы чередовались с задумчивыми, вымысел – с реальностью, чтоб ужас жизни разряжался радостью; и чтобы при этом рассказы еще и цеплялись друг за друга – интонацией, смыслом и даже словами. То есть чтоб книгу можно было читать с начала до конца как некий единый текст. Но чтобы это не была «повесть в рассказах» (есть и такой жанр, когда отдельные новеллы объединены общими героями или сквозным сюжетом). Нет, ни в коем случае! Я хотел, чтобы книгу, несмотря на ее скрытое внутреннее единство, можно было бы читать с любого места, раскрыв наугад или ткнув пальцем в оглавление. Так что понятно, почему я возился целых два месяца. Теперь я, конечно, делаю это гораздо быстрее, но всё равно неделя-другая уходит на компоновку сборника.
В этом довольно толстом томе – три книги рассказов. Совсем новая книга «Вид с Метромоста», а также «Пять минут прощания» и «Взрослые люди».
Мне всегда хотелось, чтобы мой рассказ можно было прочесть сразу, в один присест, на одном дыхании. Поэтому я делал их короткими – размером в экран компьютера или чуть побольше. Ну или две-три прокрутки в айфоне. Но не только в краткости дело. Можно заскучать на третьей строчке короткого рассказа. Главное для меня – фабула. То, что происходит. Резкие повороты действия, находки, узнавания, срывание масок, неожиданные открытия, нескромные ответы на откровенные вопросы, внезапные встречи и фатальные разлуки – в общем, события, события и еще раз события.
А самое важное событие, происшествие и сюжет в жизни человека – это любовь. Поэтому все мои рассказы – о любви. О мужчинах и женщинах, мальчиках и девочках и даже иногда о бабушках и дедушках. Но это реже. Я ведь молодой писатель, я же говорил.
Я стараюсь не подсказывать читателю, что герои думают и чего хотят, почему они поступают именно так, а не иначе. Я пишу о том, что они делают и говорят, показываю это. А уж читатель пусть сам разбирается, зачем Маша пришла среди ночи в дом к однокласснику Мише, и почему студентка Тамара вдруг велела своему бывшему парню называть ее на «вы». И даже жив ли герой рассказа, о котором один человек говорит, что он умер, а другой возражает, что это была шутка. Так жив он или нет, на самом-то деле? А это уж как читателю нравится. Мне кажется, так интереснее. Хорошо, когда есть возможность немножко досочинить рассказ в своем воображении, самому придумать, что там было раньше и что случится потом.
Мне часто говорят: «Твои рассказы такие спрессованные, почти каждый можно развернуть в повесть, в роман или в целый телевизионный сериал! Надо экономить сюжеты, надо писать нормальные длинные вещи».
В ответ я могу повторить старинную французскую притчу:
Птицу спросили: «Почему твои песни так коротки?»
Она ответила: «У меня много песен, и я хочу спеть их все».
Денис Драгунский
Вид с метромоста
Инженер и журналистка
– Давайте ломать стереотипы! – сказала журналистка Тураева инженеру Шубину, когда они договаривались о встрече.
Тураева могла себе такое позволить: она была очень известная журналистка – брала интервью у министров и олигархов и вела программу на радио. Но инженер Шубин тоже был непрост – месяц назад изобрел, на минуточку, новый двигатель для автомобиля, патент уже купил «Даймлер», так что будущий миллионер и звезда техносферы.
А разговор был вот какой. Этот Шубин, наверное, уже ощущал себя звездой и гением и поэтому назначил Тураевой интервью на 7.30 утра у него дома. Потому что в 8.15 он выезжает, а дальше у него всё очень плотно.
Тураева решила ответить наглостью на наглость и мягко объяснила, что она, во-первых, сова, а во-вторых, постоянно живет за городом. «Так что давайте, Сергей Игнатьевич, встретимся часов в девять вечера, а?» «В десять», – сказал Шубин и продиктовал свой адрес.
Он жил в старом доме на Садовой; его дед и прадед были знаменитые инженеры, «а тогда инженер был как сейчас топ-менеджер и даже круче», – говорил он, показывая Тураевой желтые фотографии в рамках красного дерева. Усадил за стол под низкой люстрой, налил ей чаю. Она достала диктофон и блокнот. Он посмотрел на нее и вдруг сказал:
– Я вас оставлю минут на десять, – и вышел из комнаты.
Хлопнула входная дверь.
Тураева пожала плечами, посидела за столом, потом прошлась по квартире. Никаких следов женщины. Она даже заглянула в ванную. Ничего: ни крема, ни помады, ни волоска на раковине. Не говоря уже о колготках на трубе.
– Давайте не будем ломать стереотипы, – сказал он, вернувшись. – Интервью сделаем завтра, в семь тридцать. Вот, я купил вам зубную щетку.
Утром она увидела, что на прикроватной тумбочке стоит бронзовая дева с матовым абажуром в руке. Она повернулась на правый бок. У другого края кровати стояла такая же лампа, но абажур держал юноша. «Какой порядок во всем!» – вслух сказала она и засмеялась. Его в постели не было, только аккуратно сложенное одеяло. Она встала, голая, вышла в коридор, открыла соседнюю дверь. Часы в углу пробили две четверти. Шубин, уже в костюме и галстуке, сидел за компьютером.
– Привет! – она шагнула к нему.
– Половина восьмого, – сухо сказал он, не поднимая головы. – Работаем, нет?
Поэтому она решила, что всё это ей приснилось.
Через полгода они столкнулись на автосалоне.
– Куда ты делась? – сказал он. – Я обзвонился!
– Три командировки подряд, Штаты, Вена, Лондон, всё очень плотно.
– Как ты сегодня?
– К сожалению, я выхожу замуж.
– Ну, раз к сожалению, – сказал он, – тогда я, к счастью, еще не женился.
Взял ее за руку и повел к выходу.
Смех, слезы и европейская интеграция
– Он ползал передо мной на коленях! – рассказывала Таня.
– Ну, прямо уж! – усомнилась Настя.
– Да, буквально! Стоял на коленях и объяснялся в любви. А я сидела в кресле, между торшером и окном, это в гостинице было, на той конференции во Львове, помнишь? Там смешные такие номера, советский шик пятидесятых, лепнина и плюшевые гардины. Ты ведь там тоже была!
– Была, была, – кивнула Настя. – Гардины не помню. Наверное, у меня номер был попроще.
– Ну, неважно! – продолжала Таня. – Он стоял передо мной на коленях. Потом у него, видно, колени уставали. Больно же так целый час стоять. Тогда он садился на пол у моих ног. Обнимал ноги. Икры я разрешала обнимать, а выше – ни-ни. Хотя он пытался, но я его по рукам! Тогда он клал мне голову на бедро, вот сюда. Я ее спихивала, а он хватал мою руку, целовал, потом прижимал мою ладонь к своей макушке и гладил! То есть как будто заставлял меня гладить его по голове. И ведь известный ученый. Я всегда включала его книги в список обязательной литературы. Так что я два дня терпела, из уважения. Но в половине двенадцатого выгоняла.