— Легенды о короле Конане вовсю гуляют по стране,— заметил я.— И тут не последнюю роль сыграли твои жуткие авантюры, королям неприличествующие.
— ...И этот негодяй Гай Петрониус! — мстительно сказал Конан, а я сделал самый невинный вид.
Понимаю, отчего варвар ярится. Тайну сочинителя Гая Петрониуса знал только я сам, да еще несколько доверенных людей, в чьей скромности я не мог сомневаться,
Я много раз упоминал в «Синей Хронике», что Гай Петрониус (писания которого стояли наравне с повестями Стефана, Короля Историй — знаменитого литератора из Пограничья), по общепринятому мнению, был пожилым тарантийцем, у которого на старости лет прорезался дар сочинителя. Списки рукописей Петрониуса доходили до Немедии и даже до Турана, там многократно копировались, и дети благородных семей, а также вполне взрослые и солидные дворяне, а с ними и купцы, и простые обыватели с увлечением зачитывались волшебными сказками аквилонца. Причем последние двадцать пять лет Петрониус сочинял не слишком истинные истории о давних похождениях Конана и некоторых его друзей.
Признаюсь — Петрониус был рожден моей болезненной фантазией и острым пером.
Я некогда наслушался от варвара рассказов о его приключениях и представлял их в собственном изложении. А чтобы на меня не пало и тени подозрения, подписывал рукописи именем «Гай Петрониус».
Конан, между прочим, был изрядно зол на этого сочинителя, придумывавшего про короля насквозь неправдоподобные байки, и, если бы узнал, что указанный литератор живет у него во дворце и ест его хлеб, выставил бы своего библиотекаря без зазрения совести... Однажды меня едва не поймал на горячем граф Мораддин, и если бы он разболтал Конану всю подноготную сей мистификации, быть бы Хальку битым. Но Мораддин промолчал, а варвар только возмущался, когда в его руки попадало очередное сочинение недобросовестного писаки. А что вы хотите? Для изложения истины существуют хроники и летописи, наподобие той, которую вы сейчас читаете, но в обычных сочинениях можно дать волю свободному воображению!
Зато я первым начал создавать вокруг Конана ореол легендарности. И могу тем гордиться. Сказки с течением лет не забываются, а значит, не забудут и нас.
...На какое-то время воцарилась тишина. Каждый был погружен в свои размышления. Я вовсю прикидывал, как поступить дальше, но в голове образовался сущий сумбур, мельтешили странные образы, будто в дурном сне. Решение пока не оформилось окончательно, хотя я прекрасно знал, как завершу сегодня «Синюю Хронику» и чем закончится труд всей моей жизни. Да, не забыть бы взять чистый пергамент... И чернила... Броде бы у меня оставалось полторы бутылки самых лучших зингарских чернил, из краски осьминога?
— Светает...— Конан посмотрел на залитый розовым солнечным пламенем оконный проем, встал и прошелся по комнате.. Нашел какую-то безделушку на полке, повертел, поставил на место. Глянул на меня исподлобья. И сказал те слова, которых я боялся: — Что же, Хальк, давай прощаться. Надо будить Конна и ехать.
— Ротан, скорее всего, с вами отправится, он же теперь, извольте видеть, Черный Дракон...— как-то очень по-глупому сказал я и отогнал мысли о том, что Ротану надо бы собрать кое-какие вещи, выдать деньги... Зачем? Теперь о моем сыне будет заботится не пожилой отец, а государство и король. Жалование у Драконов неплохое, форменная одежда... Светоносный Митра, о чем я думаю!
— Пойдем вниз,— я лишь мелко покачал головой и, выпустив Конана в коридор первым, побрел к лестнице.
Синяя, или «Незаконная» хроника Аквилонского королевства
Завершающий лист
Новый Замок опустел. Впервые за долгие годы я почувствовал, что мой дом из уютного семейного гнезда превратился в строение, кажущееся хозяину чужим и неприятным. Я более не смогу увидеть обожаемую супругу, сидящую за вышивкой у распахнутого окна парадной залы, не услышу смех Ротана, играющего с деревенскими мальчишками в Сигиберта Завоевателя и его полководцев, не смогу застать дочь Меллис за чтением рукописей, которые она тайком стащила из моего сундука... Пусто и тихо. Только на дворе копошатся сонные слуги, и конюхи ведут лошадей на прогулку — постукивают копыта по каменным плитам, и зло повизгивает норовистый жеребец по кличке Гром.
Остается лишь взять перо, пергамент и занести в «Синюю Хронику» последние строчки. Чем я прилежно и занимаюсь с самого утра.
Долгого прощания не было. Мы с Конаном обнялись, Ротан нетерпеливо теребил узду коня, так не терпелось ему покинуть замок и ворваться в новую, полную приключений и чудес, жизнь; молодой король сказал, чтобы я обязательно приезжал на коронацию — когда будет объявлен срок торжеств, мне обязательно пришлют приглашение в столицу.
Вот и все. Они выехали за ворота, свернули на проселок, ведущий на полуденный закат, к Танасулу, дали лошадям шпор и вскоре скрылись за деревьями прилегавшего к Новому Замку букового леса. Никто не обернулся. Я, постояв недолго, вернулся на двор, дал распоряжения конюхам и управляющему (последний только глаза вылупил, услышав пожелания господина), затем надолго засел в кабинете, занимаясь «Хроникой» и написанием необходимых писем: брату Эргину — в Старый Юсдаль, дочери — а Пуантен, и нескольким близким знакомым, включая Мораддина и Тотланта. Запечатав депеши и проверив шкатулку, в которой хранились жалованная грамота на поместье, завещание и прочие важные документы, я приказал позвать Гаута, наиболее смышленого из моих приближенных. Вручив ему письма и палисандровую шкатулку, я приказал отвезти пакеты в ближайшее крупное поселение на почтовую станцию, а шкатулку — в отцовское поместье, благородному месьору Эргину.
Слуга поклонился и молча вышел, изумленно на меня посмотрев. Видимо почувствовал — происходит нечто необычное.
Итак, «Синяя Хроника» завершается. Невольно начинаешь жалеть себя, вспоминать об уйме потерянного времени, множестве затраченных сил и невероятном количестве дорогих зингарских чернил. Гляжу я на эти непомерно разбухшие тетради, переплетенные в крашеную медной лазурью свиную кожу, и диву даюсь — неужели я сам написал доподлинную хронику царствования короля Конана? Есть еще другой неразрешимый вопрос — для чего я это сделал?
Только сейчас, просматривая старые записи, я начинаю понимать, какой труд совершен. Никто в Аквилонии не знает подлинных обстоятельств цепи невероятных событий, случайностей и закономерностей, приведших нас к нынешнему положению вещей. Хоть в одном летописном своде вы найдете описание ночевки Конана и всей нашей компании в глухом лесу на закате Пограничного королевства? Или, например, подробности нашего похода в Граскаальские подземелья? Можно ли там обнаружить рассказы людей, сопровождавших короля в самые тяжелые и страшные дни, когда гибель грозила всему Закату? Кто еще, кроме меня и еще нескольких друзей Конана, разговаривал с Тицо, ямурлакским найденышем, желавшим вершить «добро через зло»? Существом, которое долго тщилось понять людей, и наконец заключило с королем Конаном непонятный для меня договор... Воспоминания об этих событиях сохранились лишь в мыслях немногих участников, да в «Синей Хронике».
Пергамент куда недолговечнее человеческой памяти, но однажды — я верю! — рукопись найдут, обнаружится добросовестный копиист, который перенесет «Синюю Хронику» на новые листы, и история нашей эпохи не забудется, а пока... Пока тетради полежат в библиотеке Нового Замка. До времени.