– Что-то нужно? – спросила продавщица, беспокойно глядя на меня.
Посмотрев на полки киоска, я увидел неизвестную мне жвачку, стоимость которой была десять рублей. Во рту чувствовался неприятный запах, будто я не чистил зубы уже две недели, хоть это не так.
– Хочу купить вон ту жвачку, – показал я пальцем на выбранный товар.
– Десять рублей.
Я положил монету на прилавок, взял жвачку и отошёл подальше. Через несколько минут меня окликнули. Голос доносился из киоска, около которого стояла полная женщина.
– А ну, мальчик, подойди! – второй раз крикнула она.
– Да, что такое?
– Ты мне дал какую-то чушь, что это такое? – развернув мою ладонь, женщина положила мне монету десяти рублей.
– Это монета, которой я оплатил жвачку.
– Я не знаю, что это такое, – она достала из кармана неизвестную мне монету. – Вот это настоящая монета, которой расплачиваются люди, а что ты мне подсунул, я не в курсе!
Я стоял в недоумении, ведь в моей руке находилась обыкновенная десятирублёвая монета, двухтысячного года выпуска. На ней даже герб нанесён! Тем временем, продавщица плюнула на снег и потопала к своему киоску, при этом что-то бубня под нос. Немного постояв, я пошёл за ней, чтобы спросить, где я вообще нахожусь. Почему я не сделал это раньше?
– Извините, а где я вообще нахожусь? – шмыгнув носом, спросил я.
– Мальчик, ты вообще, что ли не с нашей планеты?
Помявшись немного, я снова шмыгнул носом, развернулся и отошёл от киоска.
– Стой, – опять окликнула меня женщина. – В Грозвилле ты находишься, но я тебя здесь никогда не видела, ты вообще отсюда?
– Нет, не отсюда, – отряхивая ботинок от снега, я начал поднимать ноги, ибо они сильно болели. – Я вообще не знаю, что это за место и никогда о нём не слышал.
– Ты хоть год помнишь нынешний? – смеявшись, спросила женщина.
– Ну конечно, две тысячи двадцать первый.
– Либо ты шутишь надо мной, либо ты серьёзно болен. Если что, на дворе тысяча семьсот двадцать шестой год, и до нового года он меняться точно не будет.
Услышав эти слова, я не мог отличить реальность от сна, и на тот момент я серьёзно больше склонялся к тому, что это сон. Поразмышляв над этим ещё примерно двадцать минут, я пошёл по тропинке, ведущей не пойми куда. Я шёл просто для того, чтобы согреться, ибо мой бушлат не согревал меня так, как хотелось бы, хотя это было очень странно, ведь даже в самую тяжёлую зиму он с этим справлялся.
До сих пор не понимая, как я, заснув в своей кровати, совершенно раздетый, оказался на улице, одетым, да ещё и в каком-то непонятном месте, я увидел перед собой остановку общественного транспорта, до неё было идти недолго, пятьсот метров. Остановка выглядела снова не так, как в реальности. Стиль постройки был совсем другой, но вот расписание также висело на остановке. Судя по этому листку, здесь ходило всего два автобуса, один ночной, другой дневной. Странно то, что они ходят с промежутком пять часов. Дневной автобус ушёл час назад, значит мне оставалось ждать четыре часа на морозе!
Не став мёрзнуть, я пошёл дальше, по дороге. Ещё довольно странным был тот факт, что по дороге не ездили машины, хотя для них есть и знаки, и разметка. Уже когда я отошёл от остановки довольно-таки на далёкое расстояние, мне посигналил микроавтобус, на окне которого был приклеен номер «1037». Подъехав к обочине, водитель показал жестом зайти внутрь.
– Тебе куда, пацан? – вынув папиросу из рта, спросил он.
– До конечной, – я немного помялся в проходе. – Слушайте, если сейчас тысяча семьсот двадцать шестой год, то правитель должна быть Екатерина Первая, верно?
– Какая ещё Екатерина? – подняв бровь, с недоумением спросил шофёр.
– Хотя, нет, почему тогда всё такое современное? – буркнул я под нос.
– Если ты про царя, то его у нас, как тридцать лет Иваном Васильевичем зовут.
– Какой Иван Васильевич? Не Грозный ли? – выпятив глаза, я чуть ли не крикнул.
Водитель, недолго думая, правой рукой ударил меня по щеке. Я уже хотел возмутиться, но он остановил меня своей речью. А ощущение от сильной, большой руки взрослого мужчины было не из приятных.