— Лейтенант.
— Ты знаешь, что я уже не офицер, Назэ, — буркнула она поверх плеча. — Можно и убрать формальности.
— Мацукара, стой.
— Только если хорошо попросишь.
Молчание. Потом:
— Прошу, подожди минуту.
Эма замедлилась и повернулась к нему.
— Вот так, — она скрестила руки. — Это было так трудно?
Теплый ветерок летал по веранде, шевелил его длинные черные волосы, пока он смотрел на нее, хмурясь.
— Мацукара… — было странно слышать от него такое обращение, почти робкое. Он сглотнул, шагнул ближе и понизил голос. — Не оставайся больше наедине с Сенмеем.
— Но с тобой наедине быть можно? — она не винила его в предупреждении. — Между вами двумя что-то произошло?
— Тасо сказал, ты меня искала, — сказал он, игнорируя ее вопрос. — Назови причину.
— Ах, теперь ты хочешь говорить, — она скрестила руки. — Интересно, почему?
— Я знаю, что ты не стала бы тратить мое время по пустякам.
— Не стала бы, — особенно с этим его недовольным взглядом. — Кое-что случилось. Я даже не знаю… — она склонилась. — У тебя есть причина сомневаться в чьей-то верности тут?
Он помрачнел, губы чуть приоткрылись. Миг колебаний. Ответ без слов.
Она вспомнила предупреждение Сенмея. Но, несмотря на загадочную и опасную ауру Назэ, она не ощущала тревогу с ним, как было с Сенмеем. Что бы между ними ни было, это что-то означало.
И Назэ не было среди заговорщиков — она хорошо знала его голос. Он не казался ей тем, кто стал бы хитрить. И Эма завела его в пустую комнату и рассказала все: о тенях в саду, деталях разговора и изменившемся сне с серебряными глазами и его отсутствием. Назэ молчал, пока она не закончила.
— Ты кому-то еще об этом рассказывала?
— Не. Я думала…
— Что только я тебе поверю.
— Да, — сказала она, он отошел. — Ты не удивлен из-за того, что я рассказала.
— Было бы глупо верить, что все тут верны командиру, — он повернулся. — Я проверю этот вопрос.
Она поклонилась, удивленная его желанием принять ее слова всерьез.
— Спасибо, что выслушал, — она выпрямилась, он хмуро смотрел на нее, на его лице было ошеломление. Это отличалось от его обычной строгости, и она невольно улыбнулась.
— Если ты соврала…
— У меня нет причины врать. И я думала, ты такое ощущаешь.
— Да.
— Хорошо. Тогда ты понимаешь мои тревоги…
— Не стоит переживать. Беспокойся о своем здоровье.
— И о том, как быть подальше от брата Саитамы? — спросила она.
— Его одержимость ши-но-кагэ меня тревожит.
— Его одержимость? А ты? Ты знаешь о тенях больше всех.
— Я знаю достаточно, чтобы видеть, что его намерения опасны.
— Опасны? — может, если те горы книг и бумаг упадут на спящего, это будет опасно. Но она не видела вреда в интересе Сенмея, даже если это граничило с одержимостью. — Если ты так переживаешь, почему не помогаешь ему? Ты ему не доверяешь?
— Я никому не доверяю.
— Даже своему командиру?
Глаза Назэ расширились от этого.
— Не лезь к Сенмею. И не говори о тенях. Ни с кем.
— Или что? Что ты пытаешься скрыть? Почему ты не…
Боль обожгла живот. Она охнула, отшатнулась к стене. Звезды плясали перед глазами, рана пульсировала под ладонью. Высокий вой заполнил ее уши.
Половицы скрипнули. Пара ног в сандалиях. Черное кимоно. Эма поднялась взглядом по худощавой фигуре Назэ, мимо мечей на его поясе, черный шарф свободно висел на его шее, лицо было как из камня. Но глаза были наполнены решимостью, от которой ее пальцы дрожали, желудок делал сальто. Холодный пот стекал по ее шее.
Она надавила на него, и теперь он избавится от нее раз и навсегда.
Он смотрел на ее живот, вытянул руку. Эма напряглась, подвинулась. Она не могла позволить ему…
— Не шевелись, — сказал он, его тон был слишком мягким для того, что он собирался сделать. — Прошу.
Рана снова вспыхнула, и она охнула. Он шагнул ближе, опустил ладонь поверх ее. Холодные искры покалывали на ее коже. Она поежилась, сердце гремело в груди. Он это слышал? Он был так близко, но недостаточно. Она хотела… ей было нужно…
Нет. О, духи, нет.
Она точно сходила с ума.
Это явно был эффект того проклятого лекарства. Другого повода не было…
Он скривил губы, стиснул зубы, его глаза закрылись.
— Назэ? — прошептала она и охнула, дернулась вперед в его хватке. Зажмурившись, она прижалась лбом к его плечу, прикусив губу от боли. Запах дыма от его кимоно наполнил ее нос, удерживал ее на земле. Он держал ее, пока ее сотрясали волны агонии. Ее сердце, казалось, могло взорваться, хотя она не знала, было дело в боли или его неожиданной помощи.