Как видите, важнейшим условием трэмпинга является неуклонное пребывание сновидящего в мире объектов, в мире «сборки». Если он хочет достичь видения, а не культивировать иллюзии, ему необходимо всячески избегать "зон неразличимости", где сборка отсутствует, — всяких "океанов Света", "морей Любви и Блаженства", «слияний» с Духом и т. п. Только так он может по-настоящему блуждать среди больших эманаций, непрерывно тренируя свои способности двигать точку сборки и фиксировать ее. Он должен дождаться того момента, когда количество смещений и фиксаций перейдет в качество.
Как ни странно, сделать это нелегко. Искушение «замереть» подстерегает нас постоянно. Как уже неоднократно писалось, человеку несвойственно искать свободу. Гораздо естественнее для него — искать убежище. Вот почему даже на самых высоких уровнях толтекской практики безупречность не утрачивает актуальности. Всякий открывшийся мир, всякий диапазон восприятия желает стать нашей "новой родиной" — даже в том случае, если в нем нет вожделенного Абсолюта, а есть просто что-то новое, приятное и интересное.
Только с обретением видения большая часть этих проблем оставляет толтека. Традиционный оккультизм не справился с этой задачей, потому что не знал, что делает и зачем. У нас же есть шанс.
Спонтанность видения
Но одна проблема остается нерешенной: каким же все-таки образом человеку, никогда прежде не входившему в режим видения, определить — это видение или хитроумная галлюцинация тоналя, сработанная тем же методом, что и Сат-Чит-Ананда ведантистов, "слияние с Духом" и т. п.?
Сегодня я могу сообщить о нескольких, на мой взгляд, достаточно четких отличиях видения от любых проекций, мыслеформ, галлюцинаций.
1. Видение всегда приходит спонтанно, т. е. совершенно неожиданно и резко. В случае того или иного вида галлюцинирования (т. е. когда имеет место «поперечный» сдвиг точки сборки) картина воспринимаемого меняется относительно плавно. Как правило, следует череда картин, последовательно все менее различимых. Их светимость может нарастать, и завершается либо слиянием со светом, либо абсолютной пустотой, переполненной Бытием как таковым. Думаю, отсюда и идут общие для самых разных оккультных школ идеи об иерархичности бытия, о разных «планах», по которым душа восходит к чему-то неописуемому.
Когда же включается видение, воспринимаемая картина «взрывается» светом, пренебрегая ступенями, планами и прочими «лестницами». В этот момент вы не переходите из одного мира второго внимания в другой, вы остаетесь там же, где и были.
2. После взрыва (вспышки), который длится несколько мгновений, мир начинает «укладываться» заново. Вы можете воспринять бесчисленное множество светящихся точек, затем — мириады линий, пронизывающих все вокруг и вас в том числе. Эти этапы перестройки восприятия на принципиально новый уровень еще не гарантируют, что у вас действительно «включилось» видение. Главное начинается тогда, когда вновь возникают "отдельные объекты". Это могут быть самые разные формы или структуры светимости. Они совсем не обязательно должны совпадать с тем, что описал Кастанеда, потому что на первых порах перцептивный аппарат лихорадочно перебирает самые разные формы интерпретации этого колоссального потока сигналов, к которому он не был приспособлен.
Важно то, что даже на уровне видения «сборка» продолжается. Светящиеся линии собираются в пучки, «клубки», «спирали», «туннели». Темное пространство между ними тоже структурируется — из него в любой момент могут «возникнуть» не замеченные раньше образования света. Все это пульсирует и движется.
По мере адаптации восприятия «объекты» становятся четче, они отделяются от массы других форм светимости. Постепенно строится мир, который невозможно описать, но мир, разделенный на объекты и фон, мир не монолитный, а «прерывистый». Как сказал бы физик, мир «квантов» и конструкций из этих «квантов». Другое дело, что здесь все решает внимание — именно оно выбирает размеры «квантов», их форму, оно выбирает объем воспринимаемого. Видящий это чувствует. Приходится быть осторожным со своим вниманием, поскольку оно определяет «настройку». Первое время трудно удержать исследуемое пространство стабильным — пребывая в довольно узком диапазоне интерпретируемых тоналем сигналов, мы привыкли лениво перебирать их, так как по опыту знаем, что с фиксированной «полосы» все равно никуда не убежим. Видение демонстрирует нам совершенно иной тип отношения воспринимателя и перцептивного поля — это бесконечное пространство, в котором легко заблудиться, если не обуздать порывы собственного внимания. Однако главный критерий — дискретность, собранность — сохраняется в любом случае. При «поперечном» сдвиге этого не бывает — там воспринимаемое стремится к однородному и монолитному сенсорному "шуму".
3. Бурная реакция тела. Об этом уже было сказано в другом контексте, здесь лишь уместно сказать, что взрывообразное распространение светимости, которое имеет место при включении видения, всегда переживается почти как шок. Пока трудно сказать, как именно работают в этом состоянии различные системы организма на уровне биохимии и физиологии, но наверняка ясно, что вся наша «телесность» подвергается серьезному испытанию на прочность. Даже в сновидении это сравнимо с ударом электрическим током с последующей волной чудовищного давления. Хорошо, что это длится недолго.
4. Отсутствие эмоций. Конечно, впервые столкнувшись с видением, вы можете испытать приступ восторга и эйфории. Но даже в этом случае, все происходит чаще потом, после того, как вы вернулись в нормальное восприятие. Галлюцинирование, в отличие от видения, эмоционально окрашено. Собственно говоря, поток эмоций (положительных или отрицательных) является неотъемлемой частью самого процесса галлюцинирования. Эмоции провоцируют иллюзии, питают их, и наоборот — иллюзии вызывают эмоции и поддерживают ими себя.
Видение бесстрастно. Здесь нет ничего, даже отдаленно напоминающего блаженство или, тем более, экстаз. То чувство, которое сопровождает видение, глубже любой эмоции, но при этом совершенно не имеет качества. Здесь невозможна Любовь, здесь невозможен Страх. Человек, пребывающий в этом состоянии восприятия, может даже усомниться в том, что он остается человеком. Впрочем, такого рода сомнения тоже приходят "задним числом", в состоянии видения и они невозможны.
Наиболее доступное человеческому эго настроение во время видения — это настроение исследования. Когда проходит телесный и перцептивный шок, когда разворачиваются различные варианты новой «сборки» поступающих сигналов, в дело вступает та часть нашей психики, чье предназначение — познавать и изменяться, становиться сильнее и мудрее. Какой-нибудь христианский моралист с ужасом назвал бы это состояние «нечеловеческим», но мне кажется, что это и есть та сокровенная часть нашей природы, которая ведет нас к бессмертию и свободе. Она кажется неуютной только поначалу, пока мы слишком переполнены маленькими делами и заботами, которые всю нашу жизнь казались нам основным ее содержанием.
Как мне кажется, опираясь на приведенные здесь критерии, практикующий может довольно определенно отличить видение от многочисленных самодельных видений, с такой назойливостью посещающих адептов различных мистико-оккультных школ и тех «кастанедовцев», что позабыли про безупречность.
Призывание видения
Этот трюк древних толтеков, конечно, известен читателям Кастанеды. Он сопряжен со специфическим усилием, которое требует большого избытка энергии и доступно не всем. Конечно, если у толтека уже есть достаточный опыт видения, ему довольно легко «призвать» его. Но впервые он получается только у тех, чье намерение по-настоящему сильно, или, как говорил дон Хуан, "несгибаемо".
Что-либо произнести вслух, находясь во втором внимании, — уже само по себе испытание. Это — еще одно отличие второго внимания от внимания сновидения. В сновидении некоторые могут болтать сколько угодно — особенно в том случае, если и наяву любят поговорить. Но дело в том, что, когда вы находитесь во внимании сновидения, вам только кажется, что вы говорите. Так же, как вам кажется, что вы летаете, перемещаетесь всякими способами, посещаете разные места. На самом же деле ваше тело сновидения в это время безмятежно висит где-нибудь неподалеку от тела физического и сочиняет истории, возможно, даже блаженно улыбаясь при этом.