ГЛАВА 7
Гора беспокойства… Кислота и лед… Спираль зла и страданий… Ничто не стоит таких мучений…
Ангел ведет рыцаря к большой горе, беспрестанно извергающей дым и лаву. Одна сторона этой горы бурлила кипящей серой и дегтем и была вся укрыта ядовитым туманом. С другой стороны гора была скована вечными снегами, и ледяные плети клубились над ней разъяренными вихрями.
Черные, облезлые бесы с гнилыми нетопыриными крыльями остервенело кружились над горой беспокойства, охотясь на тех, кто жаждал укрыться от мук. Но для упокоения им не было даже норы.
Под когтями Извергов изъеденные кислотой тела истекли гноем, обваренное мясо отставало от костей, и промерзшие головы лопались от ударов подобно снежным комьям. Но не было им спасения после распада: бесы щипцами тащили куски плоти в кипящий деготь, чтобы оттуда вновь и вновь поднимались грешники обваренными и раскисшими…
Ангел поднял руку и, указывая, как зло и страдания следуют по бесконечной спирали, сказал: «Здесь ищут, но не находят себе покоя души воров, грабителей и мошенников. Ныне их души познают то зло, какое они приносили невинным, потому что деяния всегда возвращаются к своему источнику».
«Их мучения ужасают… — промолвил Тундал. — Ничто на свете не стоит того, чтобы заплатить за него подобную цену!»
ГЛАВА 8
Бездна отчаяния… Неведомый пожиратель… Мост гордыни… И малая добродетель не теряется…
Восклицает Ангел: «Не медли, Тундал! Путь слишком далек, и он потребует от тебя много стойкости и силы!»
Сокрушенный сердцем рыцарь пошел вслед за Ангелом, пока не достиг бездны отчаяния.
Только оказавшись у ее пределов, ощутил Тундал, что значит беспредельная глубина, которой нет подобия на Земле. Мрак под его ногами изрыгал отчаяние, и густая тьма была неведомым Пожирателем.
Над бездной, где подобно рою саранчи копошилась тьма, провисал мост без перил. Длиною он был в тысячу шагов, а шириною — не больше детской стопы.
Подобно тому как мухи облепляют навоз, грешники на этом мосту висели, ползли, или пытались бежать, карабкаясь по спинам и головам. Они отчаянно цеплялись и сталкивали друг друга в бездну.
Как только несчастный срывался вниз, легионы саранчи обгладывали жертву до костей и выедали костный мозг изнутри. Однако бездна не принимала в себя грешника, не давала ему покоя, а выплевывала к началу моста, где несчастные вновь обрастали мясом и кожей. И были вновь подгоняемы ненасытной саранчой карабкаться на адский переход.
«Мост гордыни, — сказал Ангел. — Присмотрись, и ты увидишь на нем как невежественных базарных баб, так и высокочтимых мудрецов. Гордыня одинаково собирает свою дань и с батраков, и с господ. С людей безвестных и людей именитых».
«Господин, — обратился к спутнику Тундал. — Кто с пальмовой ветвью в руках успешнее других балансирует на мосту?»
«При жизни он был священником, совершившим паломничество в Святую землю, — ответил Ангел. — Но вместо любви к Господу и детям Божьим взрастил только собственную гордыню. Однако даже малая добродетель не была утрачена над адской бездной!»
«О Святой Ангел, я трепещу! — взмолился рыцарь. — Нет мне прохода по этому мосту, потому что я весьма гордился своими злодеями! Еще не вступлю на мост, как тьма пожрет меня!»
«Теперь не страшись, но неустанно благодари Бога за избавление от подобной участи! Божьей милостью проведу тебя невредимым!»
ГЛАВА 9
Врата скорби… Адские Химеры… Зверь Ахерон… Опасность злорадства…
Вот новое видение перед ними: огромный, покрытый язвами и струпьями боров, чьи налитые огнем глаза больше любой долины и чья разверзшаяся пасть такова, что может без труда заключить в себя тысячи несчастных. Дыхание его — моровое поветрие, его бивни — как зловещие скалы, посреди которых располагается пылающая и зыблемая подобно морским волнам слизь языка.
Два великана с распоротыми брюхами висели на клыках борова, и вырывающиеся из глотки зверя ветра развевали их болтавшиеся кишки подобно адским знаменам.
Легионы Химер, невообразимым образом составленных из кровососущих насекомых, земных и водяных гадов, гнали толпы душ в пасть адского борова.
«Это — Врата скорби, ненасыщаемое чрево адово. — Ангел указал на ковыляющую человеческую массу. — Больше всего жаждут они воззвать к Богу, но имя Господне более не произносимо для их языков».