IV.
Мне было двадцать лет. Я отправился по белу свету искать счастья. Я шел долго; искал его вблизи и вдали, но нигде не находил. Мир расстилался передо мной мертвенной массой, жизнь казалась бесцветной, люди — чуждыми. Моя душа ни с чем не могла сродниться, а в самом себе я не находил удовлетворения. Тогда я стал спрашивать совета у книг.
— Полюби женщину, — сказали они, — лишь одна любовь откроет тебе сокровенный смысл вещей и прелесть бытия. Полюби женщину, и воздух оживится звуками, в твоей душе засияет солнце, и Счастье само влетит тебе в рот как жареные воробьи сказочного царства.
И я отправился искать женщину. Однажды я увидел ее у лесного ручья. В продолжение пяти лет каждое утро и каждый вечер я носил ей кувшины с водой, и она стала моей.
Три дня и три ночи я обладал ею, но вот я увидел клещицу в ее глазу и червяка в уголке ее рта; тогда я оставил ее. Опять обратился я за советом к книгам.
— Человек никогда не найдет себе Счастья, если он не обзаведется домашним очагом, женой и детьми.
Тогда я заковал свои ноги в кандалы и впрягся в ярмо общественности, но когда я почувствовал, как железо врезывалось в самую душу, и когда потребовали, чтобы я размалывал зерно, которое я сеял для грядущей жатвы, чтобы я размалывал его на кашу для общественного хозяйства, — тогда я вскочил, разрушил дом свой и выбежал на улицу. Одни стали указывать на меня пальцами, другие обрушивались целыми потоками язвительных речей, дети бросали мне вслед каменья, взрослые — гнилые плоды; у окон собирались толпами и презрительно смеялись надо мной. Тогда я покинул город и опять пошел странствовать по белу свету.
Я забрел на высокую гору. Там, в глубине, у меня под ногами ютились люди с их тысячами городов; я смотрел на них с высоты птичьего полета, и они казались мне крошечными муравейниками. Но прямо передо мной отвесная скала падала в пропасть, дно которой нельзя было рассмотреть. И вдруг в воздухе раздался ропот, точно от множества голосов. Но это был только один голос гиганта, несущегося на крыльях бури.
— Ты покинул мир и отверг то, что люди зовут Счастьем, но ведь то Счастье—лишь ничтожная фантазия ничтожных людей, детская игрушка! Перед истинным же Счастьем ты задрожишь как перед стремниною, — оно страшно и величественно, как все великое. Если ты не осмелишься на прыжок, то вернись назад и удовлетворись маленьким земным счастьем. Если же хочешь достигнуть великого, — бросься вниз головою в стремнину. Но помни — от тебя скрыта твоя судьба. Кроме тех, кто видел собственными глазами, — никто не знает, что скрывает в себе это темное жерло, и находящемуся в глубине нет возврата.
Осмелиться, — решиться, — с закрытыми глазами, — со стиснутыми зубами! — — — — — — — — — — — — — — — —
Я иду среди нового мира, доступного лишь покинувшим людские жилища. Там ни одна дорога не ведет обратно. Мои мысли проносятся в моей голове точно птицы; нежнейшие переливы в моей душе окрашивают в тонкие оттенки крылья бабочек; мои мечты вырастают точно зеленые листья и разноцветные цветы на берегу озера, в котором они отражаются. Озера и моря отражают мою душу. Мои воздушные мечты расстилают над моей головой голубое небо.
V.
Когда вино стало отдавать затхлостью, а у Евы вывалился передний зуб, мне пришла мысль разгадать тайну жизни. Я слыхал, что великое заключается в малом и что по ничтожной былинке можно заключить о всем бесконечном разнообразии мироздания. Я стал изучать лапку мухи и занимался этим пять лет, но по истечении этого срока я решился отдохнуть. Взглянув вверх, я заметил, что сижу в яме, глубоко в земле; не говоря уже о том, что я не мог видеть окружающего меня мира, я, только запрокинув голову назад, с трудом мог рассмотреть кусочек голубого неба над самой головой. Тогда я положил мушиную лапку и вышел из ямы. Но солнечный луч до того ослепил меня, что я сидел слепой как сова среди светлой и прекрасной природы.