Выбрать главу

Друг друга дожидаются в теньке

и, быстро разобравшись в обстановке,

идут по Чистопрудному к Покровке.

XXVI

Пойду и я. На лебедей взгляну

в пруду продолговатом, что, по данным

анализов, опять, как в старину,

пришла пора именовать поганым;

не размышляя "быть или не быть",

куплю себе чего-нибудь попить.

XXVII

Воспоминаний серое пальтишко

я скину к черту и помчусь вперед,

туда, где ждет уже другой мальчишка, -

туда, на площадь Яузских Ворот.

И с веком наравне отправлюсь дальше,

в Заяузье, в Замоскворечье даже.

XXVIII

Век двадцать первый! Не шали, малец!

По-нашему, ты пятиклассник типа.

Не столь суров, как страшный твой отец,

но выковырял штамм свиного гриппа.

И все же ты - чему я очень рад, -

по крайней мере, не акселерат.

8 и 12-13 марта 2011

КОЛОКОЛ

Чтоб с веком в усердии к Богу поспорить

и ныне, и присно, во веки веков,

на средства свои колокольню построить

однажды помещик решил Ушаков.

Решил - и сошлись из его деревенек

холопы в уездный тогда городок,

готовы за малую толику денег

работать, пока не повалятся с ног.

Явились крестьяне: Василий Степанов,

Иван Иванов, Евдоким Иванов,

и с ними десятки таких же иванов -

отцов чьих-то, братьев, мужей и сынов.

На площадь торговую Русь избяная

смастачить притопала каменный взмах,

чтоб с неба текла красота неземная,

как Волга в исконных своих берегах.

Заспорилось дело. Пошла тут работа

все выше над берегом Волги-реки.

Помещику, видно, втемяшилось что-то -

должны договор заключить мужики:

коль трещину даст колокольня большая,

хотя бы и целая вечность пройдет,

придется холопам самим, поспешая,

ее перестроить за собственный счет.

Нахмурился мастер бывалый Василий -

ему не по нраву такой договор,

махнули Иван с Евдокимом - и в силе

осталось условие это с тех пор.

И всё как по плану, за ярусом ярус,

построили. Грянули в колокола.

Но Волга таила стихийную ярость,

в разливах весенних покамест ждала.

О, русское зодчество! Что значит навык!

Ничуть боголепный не портится вид.

Сто лет пролетело и сорок вдобавок -

стоит колокольня. Без трещин стоит.

А жизнь изменилась: России не стало,

ее затопил кумачовый разлив.

Народ потонул, как безумное стадо,

святые ковчеги спасенья разбив.

Как будто на Волгу вернувшийся Разин,

свободен в разгуле, но темен и дик,

ровняя с землей обреченный Калязин,

нездешнюю волю творил большевик.

Тут явится вскоре научное чудо -

локальный потоп возле Угличской ГЭС.

И лишь колокольню на месте покуда

оставить решил - в назидание - бес.

Но точно свеча в похоронной печали

она для Небесной России была.

Когда же с нее торопливо снимали

тяжелые медные колокола,

из рук неумелых разбойной ватаги

вдруг вырвался некий один - и упал,

сломав по пути все настилы и лаги,

в глубокий, залитый водою, подвал.

Он год пролежал там в могильном покое,

и тих был его летаргический сон.

А ночью в июне, на двадцать второе,

впервые раздался мучительный стон.

Весь город проснулся еще до рассвета.

Встревожилась каждая в доме семья.

Казалось, пальба орудийная где-то,

а это - родная гудела земля...

Плывет по реке теплоход. Пассажиры -

художники слова - сидят за столом:

поэт из Москвы, драматург из Каширы,

какой-то прозаик с испитым лицом.

Над курицей дохлой галдят блюдолизы,

старушка продажная булку жует, -

весьма популярны речные круизы

у тех, кто всегда на халяву живет.

Кому-то известна легенда - недаром

он жирным своим указует перстом

туда, где над Волгой - вторым Светлояром, -

торчит из воды колокольня с крестом.

Он где-то читал, что вокруг нее насыпь -

"уловка жидов", что предвестник всех бед,

язык колокольный, посажен был на цепь,

и разный другой фантастический бред.

Роняет поэт крокодиловы слезы.

напрасно ему говорят: "Не грусти" -

он что-то уже срифмовал про березы

и водочки просит еще принести.

Минута - и вот ресторан оросили

повсюду, куда долетела слюна,

стихи о России. Опять о России!

"Россия! Россия!"...

Но где же она?

В оковах стихии народного бунта,

поднявшейся вверх и разлившейся вширь,

под спудом эпохи и тоннами грунта

лежит безымянный ее богатырь.

24-26 марта 2011

ЛЕТОПИСЬ

...But whatna day o' whatna style

I doubt it's hardly worth the while...

Robert Burns

1975

Ни одна звезда не воссияла,

ниоткуда не пришли волхвы.

Был малыш завернут в одеяло

с ног кривых до лысой головы.

Положили и распеленали -

показать гостям - отец и мать.

Нобелевку Сахарову дали.

Фишер отказался матч играть.

Пусть щиты ракетные ковались,

но уже - с согласия сторон.

Даже по любви состыковались

корабли "Союз" и "Аполлон".

Некий дядя, увидав ребенка,

не сказал "ку-ку" или "привет",

а весьма изысканно и тонко

пошутил: "Подагры нет!"

1976

Минимум активности на солнце -

максимум пассивности в умах.

В этот год все были как эстонцы,

даже кто буянил в психдомах.

Умер Гречко. Приезжала Ганди.

Высшие сановники страны

по инерции грозили банде

наглых поджигателей войны.

Понимая, что надежды мало,

диссиденты чувствовали сплин.

Потрясло Тянь-Шань. Скончался Мао.

Снят со всех постов Дэн Сяопин.

Положенье в мире непростое.

Будущее - просто темный лес.

И среди всеобщего застоя -

XXV съезд КПCС!

1977

Кто сидел в гостях у тети Вали

на птушковской на Святой Руси,

Был не в курсе, что метро взорвали, -

это сообщило Би-Би-Си.

Кровь в Бейруте. В Лондоне дебаты.

Снова взят Баадер под арест

и удавлен. Потрясло Карпаты:

Пострадал серьезно Бухарест.

Джимми Картер занял место в кресле,

в комнате похожей на овал.

За полночь покинул Элвис Пресли

здание, что Брейгель рисовал.

Норман Хартнелл к прежнему почету

получил себе приставку "сэр".