готовился сказочный бал..."
Она еще долго болтала,
Но я ничего не слыхал.
Смотрел я на небо сквозь ветки
и новую жизни главу
читал - о безвылазной клетке,
в которой, родившись, живу.
Осилена до середины
мной летопись эта с тех пор.
сменились живые картины,
иначе стал выглядеть двор.
Исчезли сатиры и фавны,
померк ослепительный сад,
и только футбольные фаны
здесь ночью истошно кричат.
С чего так визжат малолетки?
Когда я луною не пьян,
то вижу их - запертых в клетке,
тупых молодых обезьян.
И в них, не имеющих воли,
себя самого узнаю:
в такие же дикие вопли
влагал я всю тщетность свою,
таская железо по складу,
попсовый заслышав концерт,
дерьмовый косяк до упаду
курнув на Бульварном кольце.
А если я все-таки дожил
почувствовать мир и покой,
то паркам недремлющим должен
и маленькой вестнице той.
28-30 августа 2011
ALIENS
Вслушиваюсь в шум дождя,
в страстный шепот, в смутный шелест...
Кто же в этом мире я?
Может быть, и впрямь - пришелец?
Чую страх средь бела дня,
и висок от мысли ноет:
вдруг под кожей у меня
затаился гуманоид?
Он слетел сюда со звезд,
крепко стукнулся о паперть,
потерял зеленый хвост,
заодно отшибло память.
Не утрачена вполне
лишь способность к мимикрии -
то, что ценится вдвойне
в постсоветской пост-России.
Но бесхвостым как ходить?
Помню, плакал я ночами.
Равновесие хранить
Будда мне помог вначале.
Кое-как доковылять
до работы мог я вскоре,
институтская же блядь
мне успела преподать
все, чему не учат в школе.
С непривычки-то, как бык,
так на телок и бросался.
Постепенно пообвык,
присмирел, пообтесался.
Накупил себе кассет,
пил и не однажды вдунул.
В общем, сделался как все, -
так, по крайней мере, думал.
В никуда ушли года.
Стерлись явные приметы,
что нагрянул я сюда
прямиком с другой планеты.
Выражением лица
не похож на инородца,
но вписаться до конца
ни фига не удается.
Заглянул на днях в бутик -
моего фасона нету;
от жратвы меня мутит,
и зарплата пахнет нефтью.
(Знаю, реет над страной
не чекист и не предатель,
а сверкающий стальной
жуткой челюстью вставной -
марсианский птеродактиль.)
В лошадином табуне
трудно быть единорогом.
Я живу в чужой стране,
окружен чужим народом.
И страдаю я сам-друг,
хоть порою вижу ясно:
много нас таких вокруг,
гуманоидов несчастных.
Нам по тридцать-сорок лет.
Где здоровье? Где фортуна?
У меня есть друг Олег,
он сбежал сюда с Арктура.
На Арсении вина -
с Лирой он порвал все узы.
Сашу верная жена
ждет в созвездии Медузы.
Жизнь по кайфу тут была -
водка с пивом и потеха.
А теперь пошли дела,
засосала ипотека.
Кто-то стал уж лысоват,
полюбил Россию нежно.
Не пойдет голосовать,
но сочувствует, конечно.
Кто в секс-шопе на углу
рекламирует новинки,
кто халву и пахлаву
предлагает всем на рынке.
Я по городу брожу,
на Полярную гляжу,
а со мной гуляет дама
с Эпсилона Эридана.
7 ноября 2011
ОСТРОВОК
Летом денька на четыре
дернули мы из Москвы.
Легкий маршрут начертили,
чтоб не устали мослы.
Лишь бы раскинуть палатку
да поглазеть на закат -
мир по иному порядку
Богом устроен за МКАД.
Катим. Уже из вагона
видел я сельский погост.
Вот полетела ворона,
вот мы проехали мост...
(Далее в тексте поэмы
длинный пейзажный кусок
и отступленье от темы -
где-то четыреста строк.
Дабы не путать, однако,
повествования нить,
вздумал редактор, собака,
сильно объем сократить.
Все эти оды природе,
разные мысли из книг,
выйдут потом - в переводе
на эскимосский язык.)
Скнятино. Слезли, и вскоре
каждый оправиться смог.
Паспорт рыбацкой конторе
Саша оставил в залог.
Выбрали крепкую лодку.
Вспенена силой весла,
водохранилищу в глотку
речка троих понесла.
Выгребли на середину.
Дальше не знаем как быть.
Солнце нацелилось в спину.
Старший, куда же нам плыть?
Ветер свежеет и, вея,
студит. Я быстро продрог.
Вдруг показался левее
тот небольшой островок.
Взмахов еще пара сотен -
и тормозят камыши.
Кроме задумчивых сосен,
вроде бы, нет ни души.
Други, согреемся чаем
здесь, на песчаной косе!
Двое решили: причалим.
Третий? А третий - как все.
Граждане! Мусорить - мерзко!
Это ужасный порок.
Ладно, очистили место
и разожгли костерок.
Мигом достали манатки.
Вышли с Москвою на связь.
Саша уже из палатки
лезет, над чем-то смеясь.
Дима в костюме Адама
Волгу пошел покорять.
Я, как разгневанный Рама,
стал кровососов карать.
Жалуясь всем, что простужен,
в спальный забрался мешок.
Позже сварганили ужин.
Пальцы себе я обжег.
Но подтвердят очевидцы
этого первого дня:
миска простой чечевицы
враз исцелила меня!
Ужину, берегу, соснам
всяк здесь по-своему рад.
Что ж, утомленные солнцем,
весело встретим закат!
Много я думал о воле,
глядя тогда в небосвод.
Как теплоходы по Волге,
шли мои годы вперед.
Было на палубах людно -
шум, суета, беготня,
и ненавидевших люто,
и возлюбивших меня.
Нынче зарекся я плавать.
Жизнь коротка и проста.
Разве что общая память
дует на угли костра -
и, перемазавшись сажей,
нюхая сладостный дым,
так же мы с Димой и Сашей
перед закатом сидим,
втиснуты в старые джинсы,
набраны в каждой строке,
как на ладони у жизни -
на островке.
14-15 января 2012
КАРТИНКИ С ЯРМАРКИ
Не знаю, как там в Нижнем,
а здесь, в Первопрестольной,
торгует словом книжным
купец благопристойный.
На вкус товар не местный.