– Ну, да, – сдержанно сказал Эйзенхардт. – Это ведь старая мудрость, если я не ошибаюсь.
Стивен взял полотенце и со вздохом перекинул его через плечо.
– Я не могу это выразить словами. Вы бы, наверное, смогли, ведь вы писатель.
– Но я не вижу того, что усматриваете в этом вы.
– Жаль.
Они с Юдифью переглянулись – двое знающих, сожалеющих о незнающем.
Вот эту заносчивость благочестивых писатель терпеть не мог. Если бы не присутствие у стойки постороннего, он бы… Он выпрямился, потянулся затёкшей спиной и задумался. Стоит ли ему оставаться здесь на ночь? Без сомнения, это значило бы целый вечер подвергать себя миссионерской обработке.
– Что-то не так с вашим кофе? – осведомился Стивен у светловолосого юноши, который, опустив голову, сидел над своей чашкой, беспрерывно помешивая.
– Что? – встрепенулся тот. – Нет, всё очень хорошо. Никаких проблем.
– Я подумал, раз вы не пьёте…
– Нет, это просто… Дело не в кофе. Спасибо.
По его лицу пробежала страдальческая гримаса. Чтобы доказать, что с кофе всё в порядке, он сделал большой глоток. Стивен остановился, просто смотрел на него и ничего не говорил.
– Мои мама и папа погибли, – сказал наконец юноша, слепо глядя в пустоту. – В автокатастрофе. В прошлом году. А месяц назад моя подруга порвала со мной. Это, эм-м… нелегко.
– Мне очень жаль.
– Я тут немножко, эм-м, услышал, что вы говорили о смысле жизни, – он отвёл рукой волосы, но одна непослушная прядь то и дело падала ему на лицо. – И мне снова всё припомнилось.
– Понимаю, – Стивен снял с плеча полотенце и принялся вытирать абсолютно чистую стойку.
– Мне очень жаль, что я подслушал. Я не хотел.
– Ничего, ничего.
– Кофе просто замечательный.
– Спасибо, – Стивен немного поколебался, бросил на Эйзенхардта быстрый взгляд и продолжал вытирать все поверхности. – Я мог бы вам кое-что показать. Видео, которое вам могло бы помочь.
Ах, вон как это всё здесь происходит. Эйзенхардту почудилось, что в глазах юноши появилась тень недоверия. Здорового недоверия, как он считал.
Юноша изобразил храбрую улыбку и встряхнул головой:
– Спасибо. Но мне нужно в Лос-Анджелес ближайшим автобусом.
– Сегодня вечером будет ещё один рейс.
– Тогда я опоздаю на самолёт.
– Ах, вон как, – Стивен поднял тряпку, развернул её, снова сложил по-другому и продолжал вытирать. – И куда же вы летите?
– В Израиль.
Стивен перестал полировать стойку, а Эйзенхардту почудилось, что остатки волос у него на затылке встали дыбом. Конечно же, это была чистая случайность, чёрт бы её побрал.
– В Израиль, – Стивен продолжил свою работу. – Это здорово. И куда в Израиле?
– Да повсюду. Тур общего осмотра достопримечательностей, четырнадцать дней по всей стране, все святые и исторические места. – Он попытался засмеяться, но смех его звучал вымученно, а светлая прядь снова упала на лицо. – Не знаю, почему я решился на эту поездку… Вернее, я никогда не был особенно религиозным или что-нибудь в этом роде… Даже тогда, когда мама и папа… А тут этот рекламный проспект у нас в супермаркете. Понятия не имею, почему он так меня торкнул, но я подумал: почему бы нет? – Казалось, что-то его мучает.
Стивен намочил тряпку в воде, почти благоговейно отжал её.
– У нас тут время от времени появляются туристы из Израиля, которые хотят увидеть Аризону. Большой Каньон и другое, – он повесил полотенце на хромированную перекладину. – Вы первый, кто едет в обратную сторону.
– Вы думаете, это просто бегство?
– Нет. Я думаю, для вас это будет хорошо – окунуться в новую обстановку.
Казалось, ему стало легче от этих слов.
– Да, мне действительно очень интересно. То есть, это странно, я ещё никогда нигде не был, не считая Диснейленда на каникулах с мамой и папой. Однажды катался на лыжах, но только сломал ногу. А тут лечу сразу в Израиль. И знаете что? Мне действительно ужасно интересно.
– Я вам верю.
– В первую очередь мне хотелось бы взглянуть на древние исторические места, – продолжал юноша, разговорившись до воодушевления. – Вы знаете, моя мама всегда говорила: «История написана в книгах. В реальности же ты её не почувствуешь, пока не ощутишь на себе её дыхание». Хочу проверить, так ли это.
Воздух, казалось, начал пузыриться, как шампанское, и, увидев неестественно расширившиеся глаза Стивена, Эйзенхардт понял, что правильно запомнил то, что тот рассказывал ему о содержании второго листка письма.
Он вдруг перестал чувствовать в руках свою чашку, как будто она стала жидкой.
– Я сделал ещё один безумный поступок, – светловолосый юноша поднял на соседний табурет свою сумку. – Я купил видеокамеру, специально для этого путешествия, совсем новенькую. Понимаете, я никогда в жизни не покупал ничего нового, ну, из серьёзных вещей: машину – только подержанную, стереоустановку – секонд-хэнд, телевизор – из гаражной распродажи… И тут вдруг выкладываю четыре тысячи за такое безумство, MR-01 от SONY. Что-нибудь слышали о такой?
– Да, – сказал Стивен голосом, который внезапно прозвучал как-то жалобно. – Я о ней слышал.
– Новейшая из новых, как сказал продавец. Суперкачество. Удобна в обращении. Интересно, что из всего этого выйдет… О, кажется, мой автобус.
В это мгновение подкатил большой серебристый автобус, остановился, шипя и пыхтя, как приземлившийся дракон. Автобус Greyhound. Из него выходили люди, а здесь, в ресторане, поднимались другие люди, подхватывали свои чемоданы, рюкзаки и сумки и спешили к выходу. Юноша собрал свой багаж, кивнул им ещё раз на прощание и вышел. Входная дверь распахнулась перед ним с лёгким скрипом, потом закрылась и ещё немного покачалась в петлях.
Эйзенхардт поставил свою чашку. Она звякнула. Это снова была нормальная, твёрдая фарфоровая чашка. Равно как и всё вокруг было нормальным в это нормальное мгновение – нормальное, как любое другое мгновение, из которых состоит жизнь.
– Эй, – тихо сказала Юдифь.
Они посмотрели друг на друга большими глазами. Потом, как будто по команде, разом повернулись в сторону окон. Светловолосый юноша стоял последним в очереди на вход в автобус и держал наготове свой билет.
Стивен и Эйзенхардт без слов встали и вышли за ним вслед через дверь, которая и у них тихонько скрипнула. Они шагали рядом по песчаной земле, которая скрипела у них под ногами, как и полагается скрипеть песчаной земле. Они шли всё быстрее, а под конец побежали, чтобы ещё успеть захватить юношу, прежде чем он войдёт в автобус.
– Эй! – окликнул его Стивен, протягивая ему руку. – Счастливого пути!
Юноша с сумкой на плече удивлённо обернулся к нему:
– Спасибо.
– Я только хотел сказать… Меня зовут Стивен Фокс. Я желаю вам всего хорошего.
– Меня зовут Джон, – ответил юноша и в сотый раз отвёл с лица непослушную прядь. – Спасибо.
– Джон – а дальше?
Искра недоверия мелькнула на миг в его глазах.
– Это неважно, – сказал он. – Просто Джон, окей?
Он поднял руку на прощанье и поднялся в автобус.
Они видели сквозь тонированные стёкла, как он проходит в хвост салона, а передняя дверь в это время с решительным шипением закрылась, и большой, воняющий дизельным топливом автобус с рычащим мотором медленно тронулся с места. Они смотрели ему вслед, пока он не скрылся из вида.
– Я больше не знаю, что и думать, – сказал Эйзенхардт.
Стивен Фокс испуганно глянул на него сбоку.
– Ведь это был он, да?
Горизонт мерцал, будто вытягиваясь в гримасу насмешки. Всё стало нереальным. Казалось, если он сейчас оторвёт взгляд от маленькой, серебристой точки вдали, то мир прекратит существование и настанет конец всему.
Так должен чувствовать себя человек, сходящий с ума. Теряющий почву под ногами.
Или впервые по-настоящему обретающий её.
– Да, – кивнул он. – История начинается.