Я внимательно рассмотрела скрытную защиту и поняла, чтоб мне ее увидеть, нужно перейти на другое зрение, на магическое. Я редко его использовала, так как в крови у меня и так есть ген, который без заклятия позволяет мне видеть те предметы, считающие невидимыми, но, похоже, передо мной воистину могущественное заклинание, что даже мои биологические данные не способны этого распознать. Шепотом, практически про себя я стала бегло читать латинские строки заклятия: «Quod sit visibilis, become visible. Omnia, quae est visibilis, posside saporem et color. Omne quod fit obsedit me, sensibilem»
Я ощутила, как черная магия пришла в движение, как мотор мотоцикла завибрировал, как белая магия заплескалась, словно беспокойное море, и они встретились в моем сердце, но между ними не было противостояния, наоборот объединение, как будто крепкий, темный чай слился с белым, теплым молоком и стали воедино. И потекла по моим венам жарким пламенем сила, согревая тело, и вдарила с такой мощью в голову, что искры засверкали перед глазами, как качественный виски, заставляя, зажмурится от болевых спазмов. В темноте, перед моими закрытыми глазами, появились белые, разноцветные кляксы, и я резко открыла глаза, спуская темные очки вниз, к кончику носа, задерживая дыхание от восхищения.
Это было потрясающе.
Передо мной стояла белая стена, словно стекло из прозрачного мрамора, если это, конечно же, возможно. А на поверхности вспыхивали знаки всех формул, переливаясь во все тональности красного цвета. Именно в эту секунду, я сожалела, что у меня повреждены зрительные нервы из-за неудачного инцидента, хотелось разочаровано плакать и кричать, что из-за сильных лекарственных препаратов стало только хуже, и больше не могла видеть красочный мир. Я не могу полюбоваться над этим зрелищем, где Эдвард Форд, шепча себе под нос заклятие, невесомо чертит рукой в воздухе разблокировку пентаграммы. Да, сейчас я многое потеряла.
Отбросив мешающие чувства, я начала изучать пентаграммы, которые накладывались, наслаивались друг на друга, словно яблочный пирог. На самом дне сверкала формула рубиново-красного оттенка, составляющая из круга, из краев которого тянулись шипы к равнобедренному треугольнику, а в центре белый блестящий овал, от которого тянулась следующие знаки. Это был волнообразный круг, внутри которого как цепи тянулись к пятизначной звезде. Внутри этих долей изображены непонятные узоры. Они словно молнии брызгались мощью. И последняя пентакля, словно цветок, большой круг, от которого шли лепестки, а внутри шестивершиник, в середке искрился заполненный круг цвета сольферина, как дорогостоящий рубиновый камень. Они мне, кажется, знакомы, но располагавшиеся связные руны имели совсем другие места, от тех, которых я знаю. Непредвиденно все заклинание стали смешиваться и словно лава, вытекающая из горла вулкана, медленно спускаться на землю и испаряться как вода в нагретом чайнике, а сама мраморная стена взорвалась на мелкие осколки, проходя мимо меня, не царапая.
Никогда такого не видела. У меня всегда другая реакция на разблокировку заклинания – они просто исчезают. Они как перегоревшая лампочка чпокается и пропадает без вести. Может именно это заклятие так реагирует.
Эдвард Форд без секундной задержки направил свои шаги к вратам Ада, которые приобрели четкое очертание. На меня смотрели три злые, страшные трехголовые морды Цербера, выточенные из яркого, позолоченного метала, что создавалось ощущение, словно они выходят из адского пламени. От туловища собаки шли две огромные змеиные головы, одна, которая обвила заднюю лапу зверя и угрожающе шипела. Вместо хвоста двуглавые змеи. На самой вершине полукруглых дверей, сверкая снежными искрами, изображен череп, держащий в зубах звериный глаз и сидящий на перекрещенных костях, расправил белые крылья без перьев. От дверей шел жар.
Архидемон бросил на меня беглый взгляд, словно проверяя, здесь ли я все еще нахожусь или от страха убежала, что пятки только сверкали. Однако находилась я прямо за его спиной, немного в стороне, чтоб отличный кругозор был. Все же не каждый день проходишь через главные врата ада. Эдвард Форд расположил согнутые руки перед собой, ладони вверх и дунул на них, словно очищал их от пыли, и в следующий миг двери зарычали и раскрыли свои пасти, запуская адский огонь в прохладный и дождливый мир, что мне пришлось поправить очки до переносицы. Без солнцезащитных очков невозможно взглянуть на содержание врат. Там был поистине горящий, пылающий огонь, как жаркое, летнее солнце в пустоши. На лицо подул горячий, раскаленный воздух, запекая мои щеки, а в нос ударил запах паленой плоти, из-за чего я скривила губы от поступающей тошноты и фыркнула, пытаясь прогнать неприятной запашок.