Мои руки скользнули к вырезу юбки, корпус наклонился вперед, я была готова ко всему. Я понимала, что глупо нападать на тех, кто сильнее тебя в сто крат. Архидемон ритмично отбивал стук указательным пальцем по бокам бокала, и глаза, словно два больших сапфира, сверкали холодной насторожённостью, наблюдая за мной. Только Дьявол находил все это забавным, продолжая глотками дегустировать вино.
– Зачем вся эта глупая прилюдия с текилой? Чего тебе надо, Дьявол? – зло выплюнула, хватаясь левой рукой за рукоятку кинжала, ощущая такой родной холод, придавая мне уверенность и силу, и передразнила его манеру общения: - Или мне лучше к Вам обращаться Люцифер или Сатана?
За миг произошло два действия: бокал падает с рук Архидемона вниз, туловище твари тенью перемещается к моему креслу, толчок опорной ногой, кувырок, и когтистая рука распарывает воздух, я приземляюсь на карточки, крепко держа правой рукой рукоять меча, а левой – кинжал. В ушах стоит звон вытянутого меча из ножен. Тело Архидемона одним слитым движением мчится ко мне, успеваю только встать с корточек, как лапа захватывает мою шею, оставляя царапины на коже. Стук сердца слышу в ушах, правая рука направляет меч прямо в сердце твари, левая вонзает кинжал в шею. Из-под лезвия течет кровь. Легкие разрываются от нехватки кислорода, горл перехватывает спазмами, попытки сделать глубокий вдох. Дышать нечем, носовые проходы заложены. Я сильней вонзаю кинжал в шею – рычит, что барабанные перепонки готовы порваться. Перед глазами все плывет.
– Прекратить, - загремел ледяной, властный голос, словно молния разрывает черное небо, разделяя облака на мелкие воздушные молекулы. Стекла забренчали могильный звон, мебель затряслась от страха, а моё сердце упала в пятки, хватаясь за крохи воздуха, чтоб не упасть в пучину тьмы.Только слух все еще в рабоче режиме, не подводя меня, услышал сквозь рычание, гневные слова:
– Человечка, тебе доставлена великая честь общаться с Повелителем тьмы, не смотря на то, что ты – пыль под нашими лапами. Ты не имеешь никакого права разговаривать таким неуважительным, непочтительным тоном с Правителем.
– Отпусти ее. Она мне нужна живой, - как будто густой, плотный туман обволок наши сцепленные тела, вызывая судорогу от требовательного эха. Неудовлетворенное шипение, и резко падаю вниз, успевая в отместку молниеносно очертить кинжалом переднюю часть шеи, приземляясь на колени и вонзая меч в пол, чтоб удержать равновесие и не упасть на задницу. Не хватало еще большего позора и слабости. Я медленно встала на ноги, наблюдая сквозь черные точки, что Архидемон сидит на прежнем месте и гипнотизирует огонь, ожесточенно сжимая кулаки. Люцифер преобразовывает из разбитого бокал кресло и плаву садится, скрестив ноги, а локти свободно поставлены на подлокотниках, игриво качая бокал в левой рукой.
Вытянув меч из пола, оставляя хорошую глубину в полу, получив от этого удовольствие, я юрко прокрутила меч, чтоб ловким скольжением вернуть его в ножны, ощущая на себе два любопытных взгляда, словно привезли маленького неизведанного звереныша, изучая его каждое действие. Это злило, и устрашало одновременно. Кинжал оставила в левой руке для подстраховки. Только сейчас почувствовала, как внутренние стенки горла болят, а легкие от пережитого шока, упираются в ребра от обилия кислорода.
– Присаживайтесь, Анжелика Блэк. В ногах правды нет.
Кивком головы Дьявол указала на мое старое место. Саркастично усмехнувшись от полного противоречия фразы к этой личности, я села на прежнее место, вонзая кинжал в подлокотник. Так всем будет спокойно: я буду относительной защите, а они предупреждены, что без боя не сдамся, если наша дискуссия перейдет на физический план. Бросив взгляд на лицо Люцефера, чтоб уловить хоть какую-то эмоцию по отношению испорченной мебели, но черт лица граничащие между женственностью и мужеством: широкий, выпуклый лоб, тонкие с изящным изгибом светлые брови, прямой, тонкий нос, пухлые, как спелая вишня, губы, изогнутыми уголками насмешки, твердый подбородок, квадратная челюсть со светлой кожей, будто напудрили натурально-бежевой пудрой. Холодная, грациозная маска. Мне кажется, что это его любимая форма внешности и чаще всего применяемая. Ведь сколько у него лживых и разнообразных имен, столько и образцов внешнего вида. Где, правда, а что ложь.