—Кто знает, — Пожал задумчиво плечами полукровка, указательным пальцем стуча по квадратному подбородку, — Кто-то из нас хочет принести на землю хаос, кому-то нужно разбогатеть при помощи грешных душ, а кто-то просто тут отдыхает. Знаешь ли, здесь можно найти множество целей...»
Я этого пока не понимала. Зачем демонам воровать души? Зачем вообще деградировать наш мир? Сейчас я эту маленькую тайну знаю. Чем больше душ у демона, тем он сильней. Душа – это энергия. Грешник ты или нет, у души всегда есть энергетический сила, и они ее поглощают. Поглотив силу души геен может стать полноценным низшим демоном. Высшие демоны из души превращают служителей или геен. Своеобразная кара за свои грехи, между прочим, хочу заметить. Что касается второго вопроса, то, к сожалению, у меня нет ответа. Не станешь же каждого демона пытать, зачем они уродуют наш мир? Тем более, каждый демон блефует – это их натура. У них нет ничего, кроме продажной шкуры, соответственно, как у людей. Горько усмехнувшись от этой истины, я зашла в душ и резко включила холодный напор воды. Тело свело судорогой, покрываясь мелкими пупырышками и гусиной кожей. Сердце заколотилось сильнее, разнося, словно эхо, сбившийся ритм пульса. Не хватает воздуха. Я знаю, что через минуту это всё пройдет. Но черт бы все побрал! Перед глазами как старая пленка из черно-белых фильмов прокручивается мое нелицеприятное прошлое, от которого кровь стынет, и по спине проползают липкие мерзкие мурашки.
« — Всем встать, немедленно! — провозгласил противный скрипучий голос тридцатилетней женщины, скидывая застиранные, тонкие покрывала с детей. — Я что сказала, сосунки, подниматься!
Все дети подскочили больше от страха, чтоб не получить наказание плеткой от старшей воспитательницы, чем от ее криков. Я же тогда еще не понимала, почему такая суета, куда все бегут. Только встав и рассматривая детей, быстро скидывающих ночнушки, я думала, что мне делать. Где мои родители? Где мои близкие? Почему я здесь? Зачем мне нужны были чужие тети и дяди, которые провозгласили себя моими родителями? И если это были мои настоящие родители, то те до них, кто был. И тогда зачем они отдали меня сюда? Мне страшно. Сердце от страха колотится в грудной клетке, как белка в колесе. В меня железной хваткой сцепилась тонкая костлявая ручища той женщины с высоким хвостом черных волос и с полной ненавистью темно-синих глаз, отчего я от испуга ахнула и сжала плечи. Без всяких слов и даже без какой-либо мимики, она бесцеремонно вытолкнула в коридор меня босиком и голышом, скрипя под ухом, — Давай мелкая тварь шевелись. Как вы мне-то надоели!
Кобра. С этого момента я ее стала ненавидеть. Но, не успев спросить, куда мне шевелиться, как она меня под пинком запихнула в холодное, мерзкое помещение – везде были салатово-белые плиты на стене, на полу, на потолке. Холодно. Услышав всплеск воды, я увидела перед собой огромную емкость с водой похожий на бассейн. Теплая вода. Ноги леденеют, тело покрылось мурашками, нос холодный, а изо рта пар, которого я раньше не замечала. Нужно к теплу. Пальцы ног твердеют, и при сжатии пальцев, ощущается, словно под ногами разбитое стекло.
— Пошло, омерзительное страшилище, — прозверствовал над моей головой злой голос кобры, из-за чего я от испуга крикнула, а она взамен, грубо схватив меня за распущенные пшеничные волосы, полетела к бассейну, таща меня за собой. Я могла и сама пойти. Мои одеревеневшие ноги скользили по кафелю, не успевая за этой гадюкой. Я растерянно и беспомощно царапала ее руку, которую она в меня вцепилась. Больно. Стыдно. К горлу подпирается комок рвоты от противности к самой себе. Первая слеза покатилась по правой щеке, оставляя прохладную дорожку, а вторая, не успев смочить мою левую щеку, как меня, накрыло с головой ледяная вода, залезая в уши, в нос, в рот. Нечем дышать. Тело превратилось в ледышку. Превратившись в лед. Я не чувствовала себя, только когда на меня разрушился морозный воздух, я смогла через кашель поперхнуться глотком далеко не теплого кислорода.
— Отлично. Всем сидеть тут. Я за вами приду через несколько минут.
Последнее, что я услышала от этой женщины, когда она уходила. Прозвучал в мертвой тишине звук поворачивающегося ключа на два оборота. И многократно, когда я принимала этот освежающий душ по ее словам. И эти несколько минут длились почему-то слишком долго. Пока я не переставала ощущать свои пальцы рук и ног, не чувствовала носа и губ, которые как у рыбы чмокались друг о дружку. И двери открывались тогда, когда один из ванны не смог выйти. И тогда я выходила, когда перед моими глазами прекращал дрожать и дышать один из детей. Оставаясь там мраморной, белоснежной статуей»