— Какое счастье, что завтра выходной! — наконец Настя смогла вздохнуть полной грудью, действительно, оставаясь в тиши кабинета. Только думать уже ни о чем не хотелось, мозги категорически отказывались включаться.
«Надо еще раз переговорить с Лялей», — решила она, закрывая кабинет, чтобы отдать ключи суровому вахтеру…
Только вечерний разговор за ужином тоже ничего не добавил. Девушка слово в слово повторила, что рассказывала до этого. И ничего нового.
— А ты не помнишь случайно, как он выглядел, этот пожарный? — спросила Настя, прихлебывая чай, сидя за столом. Она опять не ушла и теперь наблюдала, как споро убиралась на кухне ее домработница.
— Почему не помню? Помню, — стараясь быть равнодушной, произнесла Ляля. Но опытного интервьюера не обманешь!
— Высокий («но по сравнению с ней все мужчины высокие»), красивый, даже глаза, как у Риддика его не портили («а это спорный вопрос, насколько такие глаза красивые»)…
— А голос, голос какой у него? — перебила ее Настя. — И руки?
— Голос приятный, бархатистый, а руки… — Ляля покрутила свой кулачок, разглядывая. — Кулак у него точно раза в два больше моего.
Настя чуть не рассмеялась — про кулак девушка сказала все абсолютно точно, а вот о пальцах вспомнить не смогла. Или не захотела ничего больше говорить, как обычно? Но и этого было вполне достаточно…
— Дима, — закричала Настя, завидев парня на утренней пробежке, и пустилась за ним и его собакой вдогонку. Сердце забилось, дыхание сбилось и совсем не оттого, что она побежала быстрее, а что она была рада видеть Дмитрия с Петей живыми и здоровыми.
Совершенно естественно она чмокнула парня в щеку и потрепала пса за ухом, переходя с бега на быстрый шаг, чтобы немного восстановить дыхание.
— Ты так сладко пахнешь, — проговорил Дмитрий. — Мне твой запах еще в самую первую нашу встречу очень понравился. Это духи или туалетная вода?
А потом добавил, помолчав немного:
— С таким запахом ты должна быть очень красивой, очень. И мужчина у тебя должен быть под стать тебе. Я ему завидую.
И Настя растерялась — она была, действительно, красивой, только вот ее красота не нужна слепому. И что ответить парню она не знала.
— Обыкновенный, — голос предательски дрогнул и вдруг начал хрипеть. Настя прокашлялась и повторила:
— Самой, что ни на есть заурядной внешностью наделена. И мужчины у меня нет.
— А вот в это я не поверю, — рассмеялся Дима. — Не поверю. Даже слепому ясно, что ты обалденно пахнешь, повторюсь, значит, обязана быть красивой, с ангельским характером, мой Петя на тебя ни разу голос не повысил, тебе двадцать пять, не больше, мужчина просто быть обязан рядом с такой девушкой.
— А вот нет его, мужчины-то, — рассмеялась в ответ ему Настя. — Значит, либо я дурно пахну, либо уродка, либо характер дрянь, либо я старая. Выбирай, что больше нравится.
Дмитрий резко остановился, от неожиданности даже пес взвизгнул — натянувшийся поводок (Дима, как выяснилось, не любил шлейку и пользовался ей крайне редко) сдавил шею, а Настя чуть не налетела на них. Дима вытянул руку и попросил подойти к нему. Осторожно нервными пальцами, как крыльями бабочки, пробежался по лицу Насти, словно изучая, ненадолго задержавшись на кончике носа, мочках и веках. Потом провел ладонью по телу.
— Я не поверю, — повторил он настойчиво. — Ты мне лжешь. У тебя просто обязан быть мужчина.
— Не ходите больше за мной, — резко перешел Дмитрий на «вы». — Вы мне не нужны, как, впрочем, и я вам. Я не знаю, какую цель вы преследуете, но ваша ложь мне противна, а значит, и вы сами.
— Почему? — растерялась Настя. Она чувствовала, как бухает ее сердце, готовое вырваться из груди. Ее отвергли. Взяли и отвергли. Это была только ее прерогатива.
— Просто так, без всяких «почему». Хотя… — Дмитрий говорил в сторону, отвернувшись от Насти. — Вы мне предлагали выбор — так вот, у вас характер дрянь. Вы капризны, привыкли получать все с первого взгляда на вещь. Но я не вещь. И у меня характер дрянь, как у всех инвалидов. С чего вы решили, что я идеален? Был бы идеальным, не был бы одиноким. Уходите…