Вы это слышите? - прошептала Ханна.
Герберт так крепко спал, что Ханне пришлось дважды повторить, тряся его из стороны в сторону, прежде чем он понял, что ее голос не был частью его сна.
"Что слышишь?" - сказал он, пытаясь проснуться.
"Что." Она остановилась. "Там."
«Я ничего не слышу».
«Шаги».
«Вы это представляете».
«Я знаю каждый звук в этом здании, Герберт. Я знаю шум водопровода, открывающиеся окна, людей внизу, все. И это не тот звук, который должен быть здесь ».
"Откуда вы знаете?"
«Они шаги. Лестница деревянная. Шаги тихие. Означает, что кто-то ходит осторожно ».
Теперь Герберт понял. «Это означает, что они не хотят, чтобы их слышали».
Он встал с кровати, потер глаза и вышел из спальни. Выключатель света в гостиной находился у входной двери; он включит его и исследует.
Он так и не попал туда.
Быстрый, умелый щелчок замков снаружи, и дверь открылась.
В плохо затемненной квартире - тускло-оранжевое сияние угасающего огня давало проблески окружающего света - из тени вырисовывался человек.
Он нырнул на Герберта.
Это было похоже на схватку в регби: плечо врезалось в живот Герберта, голова плотно прижалась к бедру Герберта, а руки обвились вокруг его бедер сзади. Герберт тяжело рухнул на спину, удар пронзил его спину жалами.
"Герберт?" - крикнула Ханна. "Что случилось?"
"Где вещи Стенснесса?" - прошептал мужчина.
Его голос был слишком низким, чтобы Герберт мог определить - это был Папворт, это был Казанцев, был ли это Фишер? был в балаклаве.
«Понятия не имею, - сказал Герберт более спокойно, чем он чувствовал.
Удар появился из ниоткуда - по крайней мере, из темноты, что означало более или менее то же самое.
Не имея времени предвидеть, подготовиться, вздрогнуть или попытаться уклониться от удара, Герберт остался только с вспышкой света за глазами и, через секунду, волной боли, исходящей от переносицы.
"Герберт!" На этот раз голос Ханны был громче, настойчивее.
Герберт слышал, как она встала с постели; и мужчина тоже.
Он снова ударил Герберта, больше, чем что-либо еще, чтобы заставить его замолчать; затем он с трудом поднялся на ноги и побежал к камину - слишком быстро, чтобы Герберт мог определить, была ли его походка узнаваемой.
Огненные инструменты Ханны были разложены аккуратными рядами, чтобы ей было легче их найти: кочерга, лопата и пара мехов.
Мужчина взял кочергу, обернулся и увидел, что Ханна вслепую продвигается к нему через комнату, ее крики резко перемежаются праведным негодованием человека, пострадавшего от нарушений.
Герберт видел, что должно было случиться, и уже кричал, но безрезультатно.
Злоумышленник развернул кочергу по широкой дуге далеко за его плечами, чтобы максимизировать скорость, а затем устремился по воздуху.
Ханна, должно быть, почувствовала ветер, когда кочерга приближалась к ней, потому что она попыталась отвернуться в последнюю минуту, но слишком поздно.
Кочерга подошла к концу своего значительного и быстрого путешествия, практически мертвой точки на ее лбу. Она рухнула, как будто кто-то перерезал ей струны.
Мужчина не дождался, когда она упадет на землю. Он снова повернулся к Герберту.
"Куда?" - прошипел он, снова слишком тихо, чтобы Герберт узнал его голос.
Герберт покачал головой.
Кто-то другой на его месте в этот момент мог просто капитулировать, но Герберт зашел слишком далеко, чтобы уступить, даже рискуя еще больше разжечь ярость, пульсирующую из-за балаклавы.
Злоумышленник схватился за кочергу и положил конец в кучу угля, все еще мягко горящего в камине.
Он оставил его там на несколько мгновений, покручивая из стороны в сторону, как будто участвуя в сложном процессе выдувания стекла.
Когда он вынул ее, конец засветился оранжевым светом.
Он снова двинулся к Герберту, пожимая плечами. Что ожидал Герберт, намекал этот жест, если он не проявит рассудительности и не откроет секрет?
Герберт попытался встать, но все еще был не в себе от ударов.
Мужчина поставил ногу на грудь Герберта, толкнул его назад и наступил ему на грудь. Затем, поставив ноги врозь, чтобы лучше удерживать равновесие и удерживать Герберта ровно, он взял кочергу так, чтобы конец парил в нескольких дюймах от правого глаза Герберта.
Слепой, подумал Герберт, слепой. Этот человек ослепит его, как Менгеле ослепил Ханну в Освенциме.
Разум Герберта просто не мог вычислить ужас.
Он хотел ответить, но не мог; казалось, что он потерял не только силу речи, но и саму память о том, что такое речь.
Кочерга приближалась; достаточно близко, чтобы Герберт почувствовал жар на щеке.
Достаточно ли одного глаза или злоумышленнику нужны оба?